Книга Душа-потемки - Татьяна Степанова

Катя решила, что полковник Гущин вместе с Елистратовым где-то наверху, осматривают этажи, и хотела было подняться к ним. Как вдруг увидела на ступеньках, ведущих в подвальный этаж, ту самую уборщицу, показания которой ей так и не удалось выслушать.

Та спускалась, и Катя, не раздумывая, устремилась за ней.

Это ведь она первая обнаружила тело.

– Гюльнар… (Так, кажется, ее звал опер из МУРа.) Гюльнар, подождите.

Ступеньки, ступеньки… Низкий потолок. Справа дверь – надпись «Химчистка-прачечная, приемный пункт… часы работы…» Стеклянная перегородка, дальше – закрытый киоск с выставленными на витрине пыльными рамками для фотографий и образцами багета.

Еще дальше – коридор и двери, двери с замками – складские помещения. Что-то звякнуло. Катя обернулась – рядом с киоском еще одна дверь в маленький закуток. Уборщица в сером комбинезоне стояла на пороге. За ней – полки с порошком, ведрами, швабра в углу.

– Гюльнар… Я капитан милиции Петровская Екатерина, – Катя подошла.

Маленькая, хрупкая уборщица доходила ей едва до плеча. Смуглая кожа, широкие скулы, тяжелые темные волосы.

– Я все уже рассказала. Мне надо уходить, мне надо домой, а никого не выпускают.

– Пока идет осмотр, никого и не выпустят, – ответила Катя. – Я у вас кое-что хотела спросить не для протокола, но сначала коротко повторите мне, как это было… все с самого начала. Вы давно работаете в универмаге?

– Два месяца. Я не хотела, мой жених меня заставил. Сказал – надо, иди, деньги нужны.

– Ваш жених тоже работает здесь?

– Он техник… дворник. А вообще-то он инженер-механик, учился в электротехническом институте… мы из Душанбе.

– Вы по-русски отлично говорите, Гюльнар, без малейшего акцента.

– Я учительница русского по профессии, – маленькая уборщица выпрямилась. – Жили в своем доме… а тут вот в подвале ютимся. Хорошо еще помещение отдельное, в соседнем – пятеро с маленькими детьми.

– Как вы ее обнаружили? – спросила Катя.

– Поднялась и увидела.

– Вы сразу поднялись на второй этаж из раздевалки?

– Протерла прилавки и витрины на первом. И пошла туда. Там витрин немного. В отделе белья их совсем нет.

– И увидели…

– Я сначала не поняла, что там на постели… а когда подошла… Я закричала, испугалась очень.

– Любой бы испугался на вашем месте. И на ваш крик прибежал Хохлов?

– Алексей… Он сразу позвонил в милицию с мобильного и хозяину.

– Вы приближались к телу?

– Я очень испугалась.

– Может быть, вы что-то нашли на полу и подняли?

– Нет. Аллах свидетель – я ничего не стала бы там трогать.

– А в примерочные вы заходили? Где зеркала?

– Нет. Я вообще стараюсь в эти наши здешние зеркала не глядеть.

– Почему? Это что, обычай у вас такой?

– Нет. Это просто… – Гюльнар поджала губы, – инстинкт, если хотите… мера предосторожности.

– Как это понимать?

– Никак, – уборщица отвернулась к полкам. – Это все?

– Нет, не все… А раньше эту женщину… покупательницу вы видели в универмаге?

– Я не помню покупательниц. Я убираю зал, лестницу и туалет. В туалете я ее никогда не встречала.

– А когда вы вошли в здание с Хохловым, двери… ну центральный вход и служебный – вы их открыли?

– Служебный вход открыл Хохлов и тут же запер. Центральный вход открывается в девять, когда открывается универмаг.

– То есть до приезда милиции универмаг был на замке?

– Я не понимаю.

– Все закрыто и вы внутри?

– Да. Но я бы предпочла оказаться на улице. Я хотела, Хохлов не позволил. Это все?

Она снова повторила свой вопрос.

– Нет, не все, – собственно, тема исчерпала себя, почти… И, судя по всему, уборщицу Гюльнар об этом обо всем уже дотошно и въедливо допрашивали. И ей явно надоело отвечать одно и то же. Интонация этой свидетельницы это доказывала.

Но…

– Послушайте, – Катя наклонилась, – а вы сами… вы сами никогда не замечали тут чего-то такого… раньше…

– Такого? – Гюльнар смотрела прямо перед собой.

– Странного.

– Странного?

– Я случайно оказалась свидетельницей одного разговора о том, что произошло здесь у вас в универмаге прошлой ночью.

– По ночам тут никого нет. В здании.

– Я понимаю, но…

– Об этом вам никто ничего тут не скажет.

– О чем об этом?

– О том, о чем вы меня спрашиваете, – Гюльнар обернулась к Кате.

Долгий взгляд.

А о чем я тебя спрашиваю?

– Почему?

– Кому охота прослыть дураком. Сумасшедшим.

– Люди кое-что слышали, Гюльнар. И это случилось прошлой ночью. Только те люди… они находились снаружи, на улице.

– Об этом вам здесь никто ничего не скажет, – повторила уборщица. – И я сама ничего никогда не слышала.

– Так, может, вы что-то видели?

– Я видела. Только это было не здесь.

– А где? Когда? Сегодня ночью?

– Вечером, поздно. В нашем дворе. Мы живем в семнадцатом доме, в подвале. Я потому сюда и устроилась, что близко. Жених мой… Ахат так приказал. Я приготовила ужин, а он все не шел – подметал двор. И я решила позвать его. Было темно, Ахата я не видела, слышала только, как шуршит его метла, и пошла… я прошла почти весь двор.

– Из вашего двора видно здание универмага, да?

– Да. Но дело не в здании. То, что я увидела… Понимаете, это была машина, и я ее сразу узнала. Иномарка, очень дорогая. Я всегда любовалась ею, когда замечала ее возле нашего универмага.

– Вы узнали машину? – странно, но в глубине души Катя отчего-то считала себя разочарованной.

– На ней ездит помощник хозяина – Иннокентий Викторович. Но раньше он никогда не ставил машину в нашем дворе, он оставлял ее прямо на тротуаре перед универмагом… днем.

– А сегодня утром, когда вы шли на работу, машина стояла на месте?

– Я не видела, я повернула в другую сторону. Наш двор сквозной, и так мне гораздо ближе.