Бертолд лежал среди смятых сбившихся простыней, ожидая возвращения Хилды и злясь на нее за не проходящее плохое мнение о нем. Пока шли минуты, он серьезно задумался: не рассказать ли все-таки о том, что удалось выяснить за уик-энд. Правда, у Бертолда не было твердых доказательств, одни только слухи и сплетни.
Но если ему все же удастся убедить Хилду, что он не отец Петл и что Флора не приходила к нему просить помощи, тогда, возможно… да, возможно…
Возможно что, дурень?! — возмутился его разум. Зачем тебе все это нужно?
Бертолдом начало овладевать сильное раздражение на самого себя.
А когда он услышал шум льющейся из душа воды, открытой на полную мощность, волна раздражения другого свойства захлестнула его и без того уязвленное самолюбие. Казалось, что Хилда торопится как можно быстрее смыть с себя его прикосновения. Как будто он вымазал ее грязью.
Но, на взгляд Бертолда, сегодня в их отношениях не было никакой грязи. Оба получили необычайное удовольствие, и, чем скорее Хилда осознает это, тем лучше. И, чем скорее поймет, что он не подлый соблазнитель, тем тоже лучше.
Казалось, Хилда находилась в ванной уже целую вечность. Давно перестала литься вода, а она все не появлялась. Бертолд уже собрался встать с кровати и пойти в ванную, но в этот момент дверь распахнулась и в спальню вошла расстроенная Хилда с ребенком на руках.
— Шум воды разбудил Петл, — пояснила она. — Я об этом не подумала. Теперь надо дать ей бутылочку с соской. Ты не подержишь ее, пока я сбегаю вниз?
Бертолд припомнил, как в прошлый раз Хилда отдала ему ребенка, и его охватила легкая паника, но не подал виду, надеясь поднять свое реноме в глазах Хилды.
— Конечно. — Бертолд сел в кровати и подложил под спину пару подушек. — Давай ее сюда.
— Может быть, ты сначала оденешься? — неприязненно предложила Хилда.
Бертолд хоть и сомневался, что трехмесячную девочку смутит его нагота, но спорить не стал. Встав, он послушно надел пижамные брюки и, удовлетворив тем самым целомудренность Хилды, вернулся в кровать.
Хилда взглянула на его обнаженный торс, но ничего не сказала, а только вздохнула, подошла к кровати и отдала Бертолду ребенка.
— Я постараюсь не задерживаться. Если она заплачет, то покачай ее, походи по комнате или спой.
— Хорошо.
Бертолд вспомнил, что в прошлый раз его грубый голос напугал ребенка. Если повезет, то ничего делать не придется, а уж особенно петь. У него был такой отвратительный слух, что в свое время одноклассники предлагали ему «взятки», лишь бы он не пел на школьных концертах.
Однако не повезло. Как только Хилда вышла из комнаты, Петл открыла глаза, увидела склонившееся над ней мужское лицо и захныкала. Бертолд вскочил с кровати, принялся расхаживать по комнате, одновременно баюкая девочку. На какое-то время это помогло, но потом малышка осознала, кто ее баюкает, и заорала еще громче.
— Нет, детка, петь я ни за что не буду, — пообещал Бертолд плачущей малютке. — Сказки я тоже рассказывать не умею. Говорят, надо рассказывать то, что хорошо знаешь, поэтому… — И он начал рассказывать о своей работе.
Спустя пару минут Бертолд замолчал, чтобы перевести дыхание, и только тут до него дошло, что Петл перестала плакать. Голубые глазенки внимательно смотрели на него, словно девочка ловила каждое его слово.
— Разрази меня гром, — прошептал Бертолд, — ей нравится слушать про бизнес! Какая же ты умная девочка, — промурлыкал он, радуясь, что нашел способ унять плачущего ребенка. — Так вот, фондовая биржа — это что-то вроде большой международной спортивной арены, — вещал Бертолд, садясь с девочкой на кровать. — Там круглые сутки играют в очень сложные игры и существует несколько тысяч различных правил и ловушек. Но если ты знаешь все правила, то можешь избежать ловушек. В мире нет ничего интереснее. Но тебе, моя девочка, придется многому научиться, если ты захочешь, когда вырастешь, играть в эту игру. Так… на чем я остановился?
12
Едва Хилда спустилась на первый этаж, как услышала плач Петл, но не вернулась: сейчас ей было не до ребенка, хотелось как можно дольше побыть вдали от Бертолда.
Если Петл немного и поплачет, то ничего с ней не случится. А вот если бы она, Хилда, продолжала оставаться в одной комнате с Бертолдом Кертисом, то, возможно, убила бы его!
Самодовольный тип! Самоуверенный! И бесчувственный! Неужели он не понял, чего мне стоило лечь с ним в постель? Неужели не понял, как пострадали мои гордость и уважение к себе?
Конечно же не понял. Такие мужчины, как он, вообще не думают о женской гордости и самоуважении. Для них женщины просто партнерши по сексу, с которыми можно развлечься, а потом бросить за ненадобностью.
Да еще имел наглость заявить, что провел уик-энд не в постели своей подружки и даже порвал с этой Эстер ради меня. Как бы не так, нашел дуру! А еще не воспользовался презервативом, хотя клялся, что всегда делает это. Возможно, и так, но сегодняшний случай доказал, что плотские желания у него сильнее разума, как, впрочем, и у всех мужчин.
Интересно, а если бы я призналась, что не принимаю противозачаточные таблетки? Вот бы увидеть его лицо в тот момент!
На самом деле Хилда солгала насчет таблеток не ради спокойствия Бертолда, а ради своего. Не хотела объяснять, что прекрасно изучила свое тело и менструальные циклы, и уверена, что «опасные» дни миновали. Могла поспорить на тысячу фунтов, что следующие месячные придут где-то в середине дня в следующую субботу.
Нет, сегодня, слава Богу, зачатие было невозможно. Хилда со страхом подумала о том, что было бы, встреть она Бертолда в самые «опасные» дни. Ведь рассуждать она начала только сейчас, после того как все произошло.
Но существовала и другая причина, почему она солгала насчет таблеток. Хилда хотела дать понять Бертолду, что ведет нормальную сексуальную жизнь. Ему совсем не следовало знать, что последняя любовная связь с мужчиной у нее была два года назад. Да и вообще, в ее жизни было всего два кратковременных романа. Хотелось, чтобы Бертолд поверил в то, что для нее близость с ним была всего лишь удовлетворением сексуального желания, а каких-то особых чувств она к нему не испытывает.
Потому что и вправду не испытывала!
Бертолд просто… сбил ее с толку. Вскружил голову. Каким-то непонятным ей образом все перевернул в ней. Можно сказать, околдовал. Еще минуту назад в спальне она не могла смотреть на Бертолда, не испытывая при этом желания снова прикоснуться к нему. Лучше бы он надел и халат, а не только пижамные брюки. Слишком большой участок обнаженного тела оставался доступным ее взгляду. Буквально до боли хотелось опять положить ладони на его мускулистую грудь.
Хилда застонала, ощутив истому. Господи, зачем я отдала ему Петл? Решила использовать ребенка в качестве защиты, способной оградить меня от плотских желаний. Боже, какой стыд! Неужели непонятно: ничто не сможет защитить меня от неконтролируемого вожделения?! Надо просто терпеть изо всех сил и скрывать свои чувства.
