«Ничего он не понял, ничегошеньки… понял, что я не умею писать стихи! Вот, наверное, посмеялся, читая мои глупые бредни», — горестно думала она, садясь на скамейку за домом, застланную газетами и картонками. Бабульки их столько сюда натащили — впору склад бумажной макулатуры открывать. Инна вынула из сумки тетрадь. Снова и снова перечитывала она свое стихотворение, слезы капали на лист, ей хотелось прокричать в умное лицо директора о своей ненависти. Или — о любви. Она еще не решила. Ее душили гнев и отчаяние. Не нравится она ему — ничто ей не помогло! Ни тихие взгляды, ни новый образ, даже стихотворение…
— Эй, ты что? — услышала она ставший уже ее личным наваждением голос.
Инна подняла голову. В шаге от нее стоял Артем.
— Двойку, что ли, получила?
Она ничего не ответила и медленно смяла листок.
Он присел рядом.
— Не скажешь, почему плачешь?
Инна одернула короткую юбку. Пошел снег. Большие пушистые снежинки приземлялись на ее капроновые колготки, превращаясь в россыпь капелек.
Артем вынул из ее ослабевших пальцев листок со стихотворением, развернул и прочел.
— Красиво, — задумчиво пробормотал он.
— Не все так думают, — прошептала она.
— Глупость какая, уверен, тот, кто приписал красным эту чушь о ритме, — полный болван!
— И этого болвана я люблю, — неожиданно призналась Инна.
Артем долго молчал.
— Расскажи, что случилось, может, легче станет? — мягко предложил он затем.
— О таком не рассказывают…
— Рассказывают обо всем, — возразил парень.
Инне не хотелось смотреть на него, она догадывалась, что выглядит ужасно, да и тушь наверняка потекла.
Парень заглянул в ее тетрадь.
— Вон, пятерки одни, а ты ревешь из-за какого-то ритма! Да и не заметил я, что он сбился.
— А тебе откуда знать, ты ведь не учитель по литературе!
— Учитель по литературе, — изумленно повторил Артем, — это он написал?
— Да… он.
Парень хмыкнул.
Инна все-таки взглянула на него. Артем выглядел крайне удивленным.
— А ты что подумал?
— Я подумал… в общем… я… ведь стихотворение довольно откровенное. — Он смущенно потупился. — Подумал — ты написала его для какого-то парня, который тебе очень нравится, а он не обращает на тебя внимания.
Инна убрала тетрадку в сумку, боясь, что Артем может увидеть на обложке ее настоящее имя, которое ему прекрасно известно.
— Я написала его для учителя по литературе… — Она помолчала. — Это он не обращает на меня внимания, а мне бы этого очень хотелось!
От этого признания ей и в самом деле стало легче, словно груз с плеч свалился. А вот Артема ее груз явно придавил: такое у него стало ошеломленное лицо, что Инна не сдержала улыбку.
— Вот такая я дурочка, влюбилась в того, кто даже не смотрит в мою сторону и не посмотрит. Стихи писать я не умею.
— Это ты для него так разоделась? — спросил Артем.
— Что-то вроде того.
Парень сложил листок пополам.
— Можно взять это себе?
— Да бери, глаза б мои никогда не видели этой бездарщины!
— Ты не права, если бы мне кто-нибудь такое написал…
— Ай, — она отмахнулась, — тебя долго уламывать, как я поняла, не нужно, ты всегда готов к приключениям, особенно если их тебе предлагает какая-нибудь девица.
— Почему это ты так поняла? — не на шутку оскорбился Артем.
— Неважно… просто поняла, и все тут! — Инна поднялась. — Я пойду.
Он не отставал.
— Нет, ты скажи мне, почему ты так обо мне думаешь?
— Видела тебя с девочкой какой-то, вот и подумала: то одна, то другая…
— А-а-а, с Катей, что ли? — вздохнул парень.
— Понятия не имею, как ее зовут, — с подчеркнутым безразличием в голосе бросила Инна.
— Не хочешь куда-нибудь пойти? — резко сменил он тему.
— Разве что домой, — на ходу вынимая из сумки зеркальце, пробормотала она, — оплакивать свою горькую судьбу.
— Не такая уж и горькая, как ты думаешь! Зачем такой девчонке, как ты, какой-то простой учитель?!
Она обернулась:
— Если тебя это утешит, он не просто учитель по литературе, но и директор школы!
Его это отнюдь не утешило.
— Директор, говоришь… — Артем нахмурился, он хотел что-то сказать, но почему-то промолчал, разглядывая снег под ногами.
— Забудь все, о чем я тебе наговорила, — посоветовала ему Инна, — мне вообще не стоило языком болтать.
— Значит, это стихотворение — для директора школы? — словно не услышав ее слов, уточнил парень.
— Я ведь сказала уже…
— Я понял, — резко произнес он.
Привыкнув к тому, что он всегда говорит ровным тоном и не повышает голоса, Инна даже отшатнулась.
Он и этого не заметил. Убрал в карман листок с ее стихотворением, наспех попрощался и ушел. Инна осталась одна. В воздухе летали снежинки. Ее всю трясло от холода и еще от чего-то. От обиды, одиночества, безответной любви… Она снова плакала, только теперь сама не знала — почему. Может, из-за резкости предателя Артема, а может, Инна все еще оплакивала равнодушие Константина Викторовича?…
* * *
Инна верила и в бога, и в черта, но сказать наверняка, кто на этот раз ей помог, не могла бы. За одну ночь словно свершилось какое-то волшебство!
На первой же перемене она встретила директора. Выглядел он неважно: раздраженный взгляд, плотно сжатые губы, а возле правого глаза — полоска пластыря. Перед ним стоял первоклассник с разбитым горшком из-под цветка в руках. Константин Викторович проводил с ним воспитательную беседу, а малыш слушал с таким интересом, что можно было подумать, директор ему о новой игровой приставке рассказывает, а не распекает юного хулигана за беготню и разбитый горшок. Нечто подобное Инне нередко приходилось наблюдать. У учеников всей школы директор пользовался бешеным авторитетом. Девчонки тайно по нему вздыхали, парни уважали его за умение принимать справедливые решения, а для ребят помладше он был чем-то вроде местного идола. В гимназии, где царила Галимова со своим любимым словосочетанием «моя школа», потрепанным от постоянных наказаний кнутом и одариванием засохшим пряником, ни в ком не просыпалось к директрисе чувств более теплых, нежели к остывшей перловке.
Инна поздоровалась, но останавливаться не собиралась, она уже привыкла, что у него теперь никогда не хватает на нее времени.
— Инна, подожди. — Константин Викторович догнал ее.
