Книга Все хорошо! - Татьяна Белкина

— Ну что ты, дорогая, — злорадно успокаивал я жену. — Это же все игры! Может, тебе Эрика Берна перечитать?

Я подвинул книгу к ее краю стола и направился в кабинет. Там я снова взял Барнса, снова открыл наугад и, мстительно улыбаясь, прочитал: «История есть субъективное знание, возникающее в точке, где несовершенство человеческой памяти накладывается на неточности в документах». Улыбка стекла с моей сытой физиономии. В кабинет неуверенно вошел Данька.

— Пап, ты же все знаешь, ну чё мне делать-то теперь? Ты-то зачем в это вляпался? Уж от тебя я такой засады не ожидал.

— Понимаешь, Данил, все не так просто. Я же обязан не только о себе думать, но и о коллективе. Лето на носу, раскоп реанимировать надо. Где деньги брать? К тому же, кроме «Дутлера», никто пока ни копейки не выделил ни на науку, ни на образование. Так что я, конечно, не настаиваю, решать тебе. Давай Германию в стороне оставим, это я сгоряча, не сдержался. Но стоит ли ставить под угрозу проведение конференции, будущее археологических раскопок, твое, да и мое, будущее ради того, чтобы поехать в одном автобусе, а не в другом? Я тебе обещаю, доедешь до Москвы — и свободен. Главное, чтобы тебя здесь все видели. А там толпа, мало ли отстал. Доедем, и пойдешь к своим.

— Ладно, пап, я подумаю. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Я бросил подушку на край дивана, закрылся пледом и погрузился в вязкую дремотную хмарь. Ольга подошла к дивану провела холеной рукой по моим редеющим волосам.

— Дим, пойдем в кровать?

«Живанши» сверлили ноздри и въедались в мозг. Я мужественно изображал спящего. Ольга, демонстративно вздыхая, вышла. Я провалился обратно в болото густой невыносимой тоски, сквозь которую едва пробивался далеким маяком веселый глаз Гумбольдта и красная сумка третьекурсницы Ани Старковой. На сумке была завязана белая ленточка.

* * *

В субботу у меня только две пары у заочников, но именно эти пары мне ненавистны. Я не могу читать в аудитории, где меня никто не слышит. То есть слушают-то меня внимательно, даже пишут в отличие от очников. Но система завуалированной продажи диплома за деньги словно червь точит наш учебный процесс. Если в банку входит два литра, то пять в нее впихать никак не получится. А именно этим я и занимаюсь по субботам. Сизифов труд. После института я поехал на дачу и долго с остервенением пилил сушняк, убирал снег и таскал дрова в нетопленую баню. Сашка Чудаков время от времени маячил за соседним забором, но я демонстративно игнорировал его официальную личность. Утром я заехал домой переодеться. Ольга уже ушла. Данил ждал меня одетый.

— Ладно, пап. Я с тобой. Я с народом порешал и стрелку забил на пять. Достаточно будет четырех часов для спасения исторических ценностей?

— Спасибо, Данька. — Неожиданно для самого себя я чуть на заплакал. — Правда, я очень тебе благодарен.

Мы сели в машину и в двенадцать тридцать прибыли на избирательный участок. Там мы быстро выполнили свой гражданский долг и в двенадцать сорок пять уже сидели в довольно комфортабельном, хотя и не новом, автобусе, произведенном во все той же Баварии. Зам по воспитательной работе напряженно отыскивал в списках прибывших, и к часу дня автобус был полным. Колонна из десяти автобусов медленно двинулась на юг. Шел снег. Я вдруг вспомнил пьяные Мишкины вирши. Неожиданно строчки, как симпатические чернила при нагревании, проявились в моем ущемленном совестью сознании:

Тает снег на лобовом стекле.

Хочется убить себя случайно,

Романтично и необычайно…

Все таки Мишка, гад, самый талантливый. Надо ж так сказать. Просто в яблочко, как про меня в этом автобусе сраном, писал. Хорошо хоть Данька рядом. Надо еще придумать, как его домой Ольге доставить. Я ей обещал, что ни на минуту от себя не отпущу. Вот она, бабская сущность. Про других умные слова легко говорить, а как до своего дело дошло, так никакие стратегии не работают, все целеполагание — к едрене фене, один животный страх. Давление поднялось, сердце заболело — чуть не до инфаркта себя довела из-за простой экскурсии. Что ему будет? Ну пару синяков заработает, но надо же когда-нибудь уже из мальчика в мужчину превращаться. Данька сидел, уткнувшись в айпад, в ушах бананы в виде наушиков, в зубах яблоко. Теплое облако нежности окутало нас с сыном. И вправду все пройдет.

Чего я раздухарился, да права Ольга миллион раз. Ничего не имеет значения, ни-че-го, кроме этого безмятежного молодого парня, умного, честного и доброго. Я был горд, что я его отец. От гордости я слегка задремал и проснулся часа через два. Автобус стоял. Я выглянул в окно. Мы были уже недалеко от Москвы. Дорога была забита до отказа. Со скоростью черепахи мы проползли еще часа полтора. Автобус гудел. Я набрал соседа по даче, возглавлявшего колонну.

— Александр Прокопьевич, надо остановиться. Все устали и проголодались. Не говоря уже о естественных потребностях.

— Не одни вы устали. Нам надо прибыть на место сбора к шести часам. Но техническая остановка будет на третьем кольце, минут через пятнадцать.

— Ребята, не переживайте, скоро привал!

Автобус вздохнул с облегчением.

— Попрошу не расходиться, организаторы экскурсии волнуются о соблюдении графика, так что делайте все дела оперативно.

— Это как же? Девочки направо, мальчики налево? — с издевкой спросил звезда университетского футбола Славик Гилязов.

— На месте разберемся, — пробурчал я и попросил водителя включить какую-нибудь новостную станцию.

Русский шансон, мучивший нас всю дорогу, не зацикливался на выборах. Исход был ясен и без этого цирка, но любопытно было узнать о размерах катастрофы. Не без сарказма и скрытого торжества дикторы объявляли предварительные, не слишком высокие, результаты по восточным регионам, где избирательные участки уже закрылись и шел подсчет. Шевельнулась слабая надежда, что праздничный митинг все ж не состоится. Но голос Прокопьича в трубке развеял ее в прах.

— Ну ты в курсе? Звонили из штаба, сказали — все идет по плану. Немного время сдвигается, так что я сейчас тебе командировочные для студентов принесу. Пусть поедят.

— И как велики командировочные, позвольте поинтересоваться?

— Пятьсот рублей, все в соответствии с государственными нормативами для столицы.

— Ничего себе, где это наш университет такие деньжищи на командировочные накопал? Моим аспирантам на командировки денег никогда нет, на свои в конференциях участвуем. А тут такая роскошь! Да это ж десятка долларов как минимум.

— Опять ты в бутылку полез. Слушай, Дмитрий Николаевич, тут и так меня затрахали, давай хоть ты не добивай. Не хотят твои историки денег, пусть бескорыстно митингуют и едят на свои.

С соседнего сиденья на меня подозрительно смотрел Данил.

— Что, за патриотизм зарплата полагается? Это хорошо. — Он посмотрел на часы и довольно потер руки. — Ну вот, ваше время истекло. Сейчас заработанные получу и сваливаю. Как раз до метро дотянемся.