— Но только если послание не пришло с другой стороны, как ты заметил.
— Но значение этого послания одно и то же, какая бы сторона его ни послала. Мне нужно сделать то, что мне предложили, — принять Катилину в своем доме. Я тянул с ответом, и вот меня принудили ответить, испугали мою дочь, взбудоражили мой дом.
— Ты думаешь, это сделал Катилина?
— Не думаю, что Цицерон мог скатиться до таких действий.
— Это мог бы сделать и Целий, без ведома Цицерона.
— Да хоть бы и он, какая разница? Кто-то просто решил показать мне, что я в его власти.
— Значит, ты уступил и попросил меня дать ответ Целию.
— У меня не было выбора. Я послал тебе письмо, потому что мог доверять тебе и действительно в глубине сердца надеялся на твой приезд. Не думаю, что мой ответ Целию задержался из-за твоего отсутствия в Риме. Странно, что не последовало никаких действий с его стороны. С момента его отъезда и до появления тела прошло едва пять дней, сейчас же миновал срок более чем в два раза больший. Ты передал мой ответ Целию только вчера, а в промежутке ничего не случилось.
— Приближаются выборы консулов. Собирая голоса избирателей, политики и их приспешники с ног сбились. Наверное, они забыли о тебе на какое-то время.
— Если бы только они забыли обо мне навсегда!
— Или же…
— Да, Экон?
— Возможно, послание — тело — пришло совершенно с другой стороны.
Я едва кивнул.
— Да, я думал об этом. Ты хочешь сказать, мне его подкинули Клавдии.
— Из того, что ты мне про них рассказал, я понял, что они уже угрожали тебе и решили не ограничиваться в средствах. Что там Гней Клавдий сказал насчет убийц?
— Что-то вроде того, что можно нанять в Риме людей, они придут сюда и «прольют немного крови на землю». Или, по крайней мере, мне так передали его слова. Но, как большинство горячих молодых людей, он только грозился, насколько я полагаю.
— А если нет? Его слова наводят на мысль, что он вполне способен оставить труп в конюшне, чтобы напугать тебя.
— Но почему труп без головы? Нет, слишком невероятное совпадение. А если он и хотел кого-нибудь убить, то почему этого Немо, чье имя я даже не могу определить? Почему не одного из моих рабов или не меня? Нет, я подумал раз-другой о Клавдиях, но никаких доказательств их причастности к происшествию не нашел…
На какое-то время Экон задумался.
— А ты расспрашивал своих рабов?
— Не прямо. Я не хочу, чтобы они узнали о Немо. А то — прощай дисциплина.
— Чего ты осторожничаешь? Другие бы вовсе не беспокоились насчет рабов. Они бы подвергли их пыткам, пока бы не обнаружилась правда.
— Другие могут и всех рабов заменить на новых; а я не могу. Кроме того, не в моих правилах действовать жестокостью, ты ведь знаешь. Никто из них ничего подозрительного не видел и не слышал.
— Как же так? Принести тело на конюшню так, чтобы никто не видел, — для этого нужно знать, где в данный момент работают или спят рабы, а для этого, в свою очередь, нужно договориться или расспросить рабов. Может, тебя предали?
Я пожал плечами.
— Я рассказал тебе о своей ссоре с Аратом.
Экон покачал головой.
— Ты же присутствовал на бесчисленных судебных разбирательствах, папа. Представь себе, как Цицерон разбивает твои подозрения. Ты просто не любишь его.
— Я и не обвиняю его. Я никого из рабов не обвиняю. С тех пор как подавили восстание Спартака, римские рабы не восстают против своих хозяев.
Мы посидели в тишине, передавая друг другу бурдюк. Наконец Экон сжал челюсти и нахмурил брови, что, как я знал, предполагало наличие у него некоего решения.
— Мне все это не нравится, папа. Мне кажется, тебе следует покинуть поместье и вернуться в город. Здесь ты в опасности.
— Ха! Покинуть провинцию и переехать в Рим ради безопасности? Ты бы уж лучше посоветовал для скорости плыть против течения. Или покинуть спокойные воды и войти в стремнину ради безопасности.
— В спокойной воде могут быть опасные подводные течения.
— А в стремнинах прячутся острые камни. И водовороты, засасывающие тебя.
— Я говорю серьезно, папа.
Я посмотрел на свой дом. Солнце быстро садилось, освещая поля оранжевым светом. Рабы заводили коз в их загончики. Из зарослей на берегу реки неожиданно выскочили Диана с Метоном и устремились к дому.
— Лето — очень важное время в поместье. У меня есть планы — построить водяную мельницу, например…
— Поместьем может управлять Арат, папа. Для этого его здесь и держат. Ах, да, тебе он не нравится, но я еще не услышал о чем-нибудь подозрительном, из-за чего ему не следовало бы доверять. Перевези Вифанию и детей в город. Побудь со мной.
— В доме на Эсквилине? Он едва вместит нас всех.
— Там много комнат.
— Но недостаточно, чтобы Вифания и Менения вели раздельное хозяйство.
— Папа…
— Нет, тем более что сейчас время выборов, как ты мне напомнил, а я не хочу находиться в городе в то время, когда по улицам ходят толпы кандидатов со своими свитами и каждый рыботорговец на рынке считает себя значительной фигурой и разглагольствует по поводу Республики. Нет, спасибо. К тому же в этом месяце в городе очень жарко. Когда доживешь до моего, поймешь — кости научатся ненавидеть холод, а сердце не сможет переносить жару.
— Папа…
Я поднял руку и сделал суровое лицо, чтобы остановить его. Затем я смягчился и положил руку ему на колено.
— Ты хороший сын, Экон; ты специально ради меня проделал этот путь. Ты предлагаешь мне дом, который я передал тебе. Но я не вернусь в Рим. Не стоит беспокоиться — мне кажется, что Рим и сам меня найдет.
Мы спустились с холма, разбудили Билбона и отвели лошадей в конюшню. Я почувствовал, как с моих плеч свалился огромный груз. Убеждая себя в том, что причиной облегчения является вино, я тем не менее признавал, что вовремя доверился близкому человеку и высказал ему свои тревоги. Возможно, мне следовало послушать совета Экона; кто знает, какой бы путь уготовил мне Рок, если бы лето и осень я провел в Риме, а не в Этрурии? Но я не тот человек, который задумывается над несбывшимся, особенно когда дело касается такого незначительного выбора, — более запутанные и неразрешимые загадки еще только готовились войти в мою жизнь.
Все обрадовались приезду Экона; я и не подозревал, насколько мои домашние были ошеломлены происшествием с Немо, пока Экон не снял эту напряженность. Диана уселась ему на колено и заставила качать ее. (Со смешанным чувством я осознал, что у него в двадцать семь лет могла бы быть дочь такого возраста и что вскоре мне следует ожидать появления внуков.) Метон выказывал одновременно и любопытство, и зависть при виде брата, на десять лет старше его; ведь он еще мальчик, а брат — взрослый мужчина. Несмотря на их разное происхождение и на разрыв в возрасте, они всегда легко ладили друг с другом. Вифания без всякого стеснения похвалила его прическу и модную бородку.
