Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
Впервые с молодых лет я вдруг столкнулся с необходимостью что-то этакое насчет своей жизни выдумывать. Первый поэт Рима – это, как выяснилось, не профессия.
Все эти думы нагрянули на пристани, подле корабля. Справа и слева матросы, разложив на земле товар, торговали галантереей и украшениями самого последнего разбора.
Цены были несусветными. Спрос – штормовым.
За позолоченные медные бусы здесь, в Томах, давали столько же, сколько в Риме стоили бы золотые!
Уходило все. Блеклые иконки юноши-Цезаря, пышнотелой Венеры и похожего на форумного менялу Меркурия. Сувениры. Кособокие статуэтки. Амулеты. Отрезы дешевой ткани. Матросы только руки потирали. Они, как и я, не ожидали, что у жителей облезлых Томов такое количество свободных денег и такая тоска по культуре. Это у вас что – серьги? Давайте мне ваши серьги. И еще вот эти, с камушками. А это что? Заколка для волос? Говорите, последняя римская мода? Гм… Беру! И эту заколку тоже беру. И вот эту шкатулку. Поломан замочек, говорите? Не беда, починим. Вот в нее серьги и положите…
Рядом с собой я заметил Лидию, младшую сестру сикофанта Кинефа, потную, крупную деву, с прямым сильным носом, изрядной грудью и нечистым лицом.
Сплетник Маркисс многословно рассказывал мне о ее матримониальных перипетиях. Она рано овдовела, к ней беспорядочно сватались, но она всем отказывала, что твоя Пенелопа. А Кинеф, желая сестре семейного счастья, все вербовал кандидатов в мужья – вода, мол, камень точит… При определенном освещении Лидию можно было бы счесть красивой – с поправкой на местные вкусы. Если бы только не россыпи розовых гнойничков на лбу и щеках.
– Это у вас что? – спросила у продавца снадобий Лидия, указывая на стеклянный кувшинчик с запечатанным воском горлом.
– Микстура от чахотки. Действует мгновенно!
– А вот это?
– Притирания для лица. Отбеливают кожу, устраняют морщины и прыщи! Прыщи как рукой снимает! Сама Венера сообщила этот рецепт нашему лекарю! – купчина многозначительно возвел взгляд к небесам.
– И сколько стоит? – глаза Лидии заблестели.
Прозвучавшая сумма заставила Лидию подавленно умолкнуть. Она лишь угрюмо кивнула – мол, конечно, если сама Венера, так оно, понятно, что цена кусается. Да я и сам дар речи потерял! Некогда за эту же цену я купил раба-африканца, плетельщика венков, в подарок Фабии.
– Можно понюхать ваше притирание? – вмешался я.
– Такому просвещенному господину разве откажешь! – льстиво осклабился продавец. Чмокнуло освобожденное от пробки горлышко кувшина.
«Если у каждой замарашки здесь водятся деньги, то у этого-то столичного хлыща их должно быть несметно!» – читалось в его алчных глазах. Я поднес кувшинчик к носу.
Ага, суду все ясно. Белая глина, измельченные водоросли, масло эвкалипта. Спрашивается, с какой стати драть с несчастных девиц три шкуры? Тут меня осенило.
– Послушай, Лидия, за вдесятеро меньшую сумму я изготовлю для тебя такое же точно притирание, – шепнул я на ухо девушке. – Даже лучшее.
Лидия испуганно глянула на меня – боялась ослышаться.
– Ну так что, голубки мои? Берем? – нетерпеливо поинтересовался продавец. В своем воображении он уже связал нас узами если не Гименея, то алькова.
Прошло два дня. Притирание для Лидии было готово. Вместе с двумя другими, совершенно незаменимыми в ее недуге средствами.
– Что еще ты умеешь делать? – спросила радостная Лидия.
– Отбеливающие средства. Отшелушивающие. Питательные. Очищающие. Мази и притирания. Примочки и маски. Мыло. Даже духи «Египетские ночи». Было бы сырье.
– А что такое – «духи»?
Прошел месяц и я обзавелся деньгами и тем, что мой столичный брадобрей называл емким словом «клиентура».
За Лидией потянулись состоятельные неряхи, все как одна – с прыщами да угрями. Других, постарше, привел Маркисс – с некоторыми из них он был знаком накоротке, с другими только перешучивался. «Мамочки мои» – ласково называл их Маркисс. Этим, как и Маркиссу, были потребны средства в первую голову молодильные. Легко! У Назона всегда в продаже наилучшее! Молодиться я умел и знал толк в этом занятии. Шутка ли угождать жене на двадцать лет младше тебя?! А войны с прыщами я вел всю мою юность и каждый раз оканчивал их громким триумфом.
Под надписью «Публий Овидий Назон, ссыльный поэт», теперь появилась еще одна:
«Притирания для лица».
3. Денег прибавилось, свободного времени стало меньше.
Вервие забот связывает тебя по рукам и ногам теми же перехлестами, что и вервие бед.
С бедами понятно: вначале сломал ногу, потом тебя бросила любовница (ты же к ней не ходил – вон значит из сердца!), потом кончились деньги (пошли на врачей) и насели кредиторы (эти чуют безденежье шестым чувством).
Дальше хуже: элегию, на которую ты возлагал надежды, изругали, потому что в ней, как выяснилось, перебор по визгу и мольбам, а они желают смеяться! влюбляться! а если и грустить –то совсем чуть-чуть, а не так вот, до дурных слез! А там уже и писать ничего не хочется, хочется удавиться.
То же с заботами. Наивно думать, что ты просто купишь себе домик в деревне – на последние, еще не проигранные в кости деньги – и будешь в нем жить-поживать да творить шедевры. К домику придется прикупить корову, чтобы пить ее молоко. И огород с садом – это твои овощи и фрукты. И обязательно двух злющих кобелей, чтобы охраняли корову, сад и огород. Потом ты обзаведешься женой – кто-то же должен кормить собак, огородничать и доить корову? Следом – дети, вторая корова, поле, плуг, наемные работники, бражка на праздники и пеленки полощутся стягами… Никто не пишет тебе – и правильно, ты и сам хрен себе написал бы.
В общем, пришлось пристроить к моему земляному домишке еще две комнаты и вырыть погреб.
В одной комнате я принимал клиентуру – вскрывал острой иглою девичьи гнойники, накладывал на морщинистые лица целебную грязь напополам с рыбьим жиром. В другой готовил снадобья – смешивал перетертую в пыль траву шалфея с медом, молол ручной мельницей абрикосовые косточки – соединившись с глиной и сметаной, они прекрасно очищали лицо.
В погребе я хранил травы, масла, сметану. Там же я скрывался, когда становилось невмоготу.
Назон чувствовал себя водовозным мулом. И в кувшинах на моей спине, подозревал я, не голубая колодезная вода, но речной песок – илистый, грязный.
Впрочем, так всегда бывает, когда ты начинаешь просить у небес не песен и золота, а золота и песен. Порядок тут важней всего.
Расплата не замедлила. В середине первого осеннего месяца я вновь получил почту.
Фабия не написала – что весьма огорчительно. Зато мой приятель Помпей переслал мне захватанную похабную карикатуру – видать, долго ходила она по рукам, прежде чем отправиться морем во Фракию.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
