— Мой папаша работал молочником в районе Гарденс, и иногда летом я ездил с ним по маршруту. Как-то утром я доставил молоко к двери одного немаленького дома прямо рядом с церковью Сент-Чарльз, и тут вышла хозяйка, сказала, что я милейший парнишка, и пригласила подойти к трем часам сюда же — она угостит меня мороженым. В этот день после обеда я тщательно помылся, надел самую лучшую одежду и ровно в три уже стучал в дверь ее дома. Сперва она не могла вспомнить, кто я такой, а потом сказала, чтобы я обогнул дом и подошел к черному входу. Я не понимал, что за чертовщина тут происходит. А когда попал на задний двор, увидел, что служанка раздает мороженое ораве маленьких черных оборванцев — все они были из многочисленной семьи дворника, нашего соседа. Там, позади дома этой тетки, была теплица. И я пришел туда еще раз ночью с полной коробкой камней и побил к чертям почти все стекла в ней. А когда она их все заменила, я недели через три опять их разбил. Когда мой папаша прознал об этом, он так меня отхлестал прутом, что по ногам кровь потекла. — Клит свернул на улицу, где жил Хулио Сегура. Здесь были часто посажены деревья и цветущие кустарники. — Ты когда-нибудь делал такие глупости, когда был ребенком?
— Не помню.
— Ты мне однажды рассказывал, что и у вас с братом были нелегкие деньки.
— Да кого это волнует, Клит? Это же вчерашний день.
— Конечно. Ну и почему не сказать?
— Вот какая у тебя заноза засела в голове. Дай ей наконец вылезти.
— Ты иногда говоришь обидные вещи, Седой.
— Вон он едет! Догоняй!
Бледно-лиловый кадиллак Хулио Сегуры только что выскочил из главных ворот дома на улицу. За рулем сидел карлик, а рядом с шофером — какая-то блондинка. Сегура и еще один человек разместились сзади. Клит жал на газ до тех пор, пока мы не поравнялись с ними. За стеклом показалось испуганное лицо карлика, который все же продолжал вести. Я показал ему из окна свой значок. Он нажал на тормоз, передние колеса оставили длинный черный след вдоль обочины, а он застыл на сиденье в своей сиреневой шоферской фуражке, вцепившись в руль обеими руками и приподняв подбородок.
— Как будем действовать? — спросил Клит, прежде чем мы вышли из машины.
— Поднимем черный флаг, — ответил я.
Клит поставил машину перед кадиллаком, и мы зашли к нему с разных сторон. Я постучал в окно, и стекло, за которым сидел Сегура, поехало вниз. Позже я снова и снова мысленно возвращался к этому моменту, как и к легкомысленному высказыванию насчет черного флага, и все думал, насколько все могло по-другому обернуться, если бы я зашел к машине со стороны водителя или если бы промолчал.
Клит выключил зажигание, вытащил ключи и выбросил их в кусты. Карлик оцепенел от страха. Маленькими ручками он сжимал руль и вертел своей большой несуразной головой во все стороны, бросая взгляды то на Клита, то на заднее сиденье.
— Надеюсь, у тебя в штанах не спрятан пистолет? — спросил его Клит, а потом стал принюхиваться к запаху внутри кадиллака.
— Ай-яй-яй, что за аромат я чувствую? Кокаинчик? А может, мы тут muta[18]баловались, пока на гольф ехали?
В салоне стоял удушающий запах марихуаны. Выражение лица блондинки было какое-то нездоровое. Я заметил, что на полу валяется зажигалка с приборной доски, и догадался, что она прикуривала от нее и сжевала самокрутку, когда мы их остановили. На ее ладненькой фигурке хорошо сидели белые шорты и блузка с низким вырезом, на ногах были туфли на высоких каблуках. Но волосы! На них было столько лака, что они торчали, как проволока, а густой слой косметики на лице все равно не мог скрыть, насколько оно рябое.
Я открыл ей дверь.
— Быстро домой, — сказал я.
— Они закрыли ворота, — протянула она.
— Шагай отсюда. Это будет лучшее, что ты делала за последние годы, — ответил я.
— Что мне делать, Хулио? — обратилась она к сидящему сзади Сегуре.
— Делай, что я сказал, красотка. Твоему латинскому жеребцу придется несладко сегодня, — сказал я.
Ее глаза беспокойно забегали, потом она, прикусив губу, схватила сумочку, проскользнула мимо меня и, застучав каблуками, быстро побежала по тротуару.
Я наклонился к окну, за которым сидел Сегура. Рядом с ним находился тот самый охранник, которому Клит вчера дал в живот; оба держали в руках бокалы со спиртным. Перед ними был компактный бар. Бокалы были обернуты салфетками с резиновыми колечками. На Сегуре были желтые брюки-гольф, коричневые лакированные туфли и белая рубашка в цветочек, которая не сходилась на животе. Он обернул ко мне свое странное треугольное лицо, косые лучи заходящего солнца высвечивали его багровые бородавки, прятавшиеся в морщинах на лбу.
— Какого черта, что ты собираешься сделать, Робишо? — спросил он.
— Преподать урок, каким может быть по-настоящему неудачный день, — ответил я.
— Чего ты хочешь? Войны? Или, может, договоримся?
— Ты даешь мне информацию о Филипе Мерфи, Бобби Джо Старкуэзере и маленьком израильтянине.
— Не знаю ни одного из этих людей. Ты все время приходишь в мой дом и говоришь о том, о чем я понятия не имею.
— Старик сегодня не в духе, Хулио, — вмешался Клит. — Твои друзья испортили ему настроение и сильно насолили ему вчера вечером. Сейчас их здесь нет, зато есть ты. Ты и твой... Пако.
Он выпустил дым от сигареты прямо в лицо охраннику.
— Пытаешься прижать меня? О'кей, я реалист. У меня с полицией деловые отношения.
— Зря теряешь время, Хулио, — сказал я. — Все двери закрыты. Поговорим с глазу на глаз.
— Звони Уайнбюргеру, — сказал он охраннику.
Тот протянул руку к телефону, расположенному на панели из красного дерева, встроенной в спинку переднего сиденья.
— Только дотронься до телефона, и я засуну тебе его в глотку, — пригрозил Клит.
Охранник откинулся назад в кресло, сжав зубы и уронив руки на колени.
— У тебя ничего нет, ты ничего не знаешь, только воняешь без толку, — сказал Сегура.
— Постарайся понять, дружище, — начал я, — Лавлейс Десхотелс была маленькой черной девочкой из деревни, и у нее были большие надежды относительно себя и своей семьи. Она думала, что сорвала большой куш, но ты, оказывается, не любишь проституток, которые, выпив твои коктейли, блюют в твой бассейн, поэтому ты отправил ее обратно к сутенеру. Только она вдруг взяла и заартачилась. К тому же ее интерес к «слонам»... — Я смотрел прямо ему в лицо. Оно подергивалось, как резиновое. — Так что же такой мачо, как ты, сделал с надоевшей шлюхой? Он поручил парочке шестерок вывезти ее на лодке в самую глушь и отправить на тот свет с помощью средства, за которое она давно продала свою душу. Тебя, наверное, удивляет, откуда мне все это известно, не так ли, Хулио? Все потому, что у ребят, которые на тебя работают, словесный понос. Они мне сообщили очень интересные сведения за обеденным столом. Прямо сейчас можно несколько дюжин людей отправить в суд присяжных.
