Марк скрестил руки на груди.
— Думаю, Кью абсолютно не интересно слушать про нашу сексуальную жизнь, Лара! А я так сквозь землю готов провалиться. Смени пластинку. — Он одеревенел от раздражения.
Лара дернула плечиком и стрельнула в меня глазками. Я старательно избегала ее взгляда.
Минут через десять они ушли; о чем мы это время говорили — не помню, хоть убей. Голова гудела от слов, тех слов, что поначалу казались простыми банальностями, но теперь сияли несомненной истиной. «Моя жена сидит на антидепрессантах…», «она такая стеснительная…», «у ее отца сердечный приступ…», «я не могу уйти из-за детей»… И алый бархатный корсет, причина мучений бедной Брианны…
Да-да, Брианны, потому как Марк, бесспорно, и есть ЖМ Брианны! Должно быть, они познакомились на работе, когда Бри еще служила в манхэттенской конторе помощника федерального прокурора. Мне прежде в голову не приходило сопоставить, но они определенно могли работать в одной и той же конторе в одно и то же время. И Брианна точно говорила, что ее любовник юрист, не обремененный моральными принципами…
Если я права, держу пари — Марк порвал их отношения не только из-за беременности, но еще и потому, что в последнее время отношение Лары к его маленьким сексуальным фантазиям кардинально переменилось. Бедняжка Бри, верно, показалась ему пресноватой по сравнению с блистательной Ларой в соболях и бархате. Зачем мужику любовница, более зажатая в плане секса, чем его собственная жена?
И что мне теперь делать? Звонить Брианне, делиться шокирующим открытием? Предъявить обвинение Марку? Или открыть глаза Ларе? Хотя последний вариант сразу отметаем — у меня нет никакого желания разоблачать Марка и Брианну перед Ларой. Брианну — потому что она моя подруга, а Марка — потому что в глубине души не могу винить его за то, что он надувал эту фарфоровую куклу с плоским животом и крепкой задницей. Нет, правда, это смешно. Я-то считала Брианну самой тупоголовой в мире любовницей, поскольку она принимает за чистую монету заявления типа «жена меня не понимает», а выходит, все, что он ей плел, — сущая правда. Ей-богу! Голову даю на отсечение!
Если верить Тому, навязчивая травля нищих горемык с двумя граммами крэка в кармане совершенно не в характере Марка. Студентом Нью-Йоркского университета он активно сотрудничал с Клиникой защиты прав человека, а в ярого преследователя наркоманов превратился лишь после женитьбы на Ларе. Раньше Марк мечтал вернуться в родной городок в калифорнийской глубинке, открыть собственную фирму и защищать интересы местной бедноты, если потребуется, даже в обмен на продовольствие. Но Лару это никак не устраивало («Покинуть Манхэттен? Да ни за что на свете!»). И она не испытывала ни малейшего сочувствия к бедолагам, попавшим в наркотическую зависимость («Лучше бы гимнастикой занимались, лично я так кайф ловлю»). С годами Марк переменился, пошел у Лары на поводу. Хотя Том всегда говорил, что есть в этом что-то подозрительное: Марк будто сознательно себя гробил, превращаясь в человека, которому сам же прежде руки не подал бы.
Тонкий он человек, мой муж, разбирается в людях. Иногда.
Том, Том… Я не вспоминала о нем почти три часа. В душе (если честно) я тихо радовалась семейным проблемам Лары и Марка и про себя самодовольно потирала руки, потому что мой муж не бегает на сторону за моей спиной. Теперь же мне кажется, что в каком-то смысле бегает. Чем черт не шутит, может, и у него интрижка на стороне, даром что в последние дни тратит на меня столько драгоценного рабочего времени. А для него ведь работа важнее всего. Важнее жены, важнее ребенка.
25
Понедельник, 3.00
Устала до тошноты, а заснуть не могу. Долго думала о Томе и нашем последнем разговоре. Быть может, я несправедлива. Да, мы знали, что нам придется нелегко, когда решили завести ребенка; да, я всегда знала, что Том безумно честолюбив. Именно это мне в нем прежде всего и понравилось. Он заявил, что хочет стать партнером у «Кримпсона», в день нашего знакомства. Четыре года назад, ранней осенью, теплым-теплым воскресеньем (такие дни долго не забываются; жар раскаленной мостовой львиным языком лижет тебе колени, а волосы шевелит дыхание полярного медведя).
Он и вправду старается ужинать вместе со мной, даже если потом ему нужно возвращаться в контору. И проводит со мной все свободное время, сколько там у него этого времени. Чего мне еще надо? И я же знаю: он думает обо мне, волнуется за меня постоянно. И мрачнеет всякий раз, когда видит меня с ноутбуком, потрепанным журналом или с тарелкой еды: понимает ведь, что я подыхаю от скуки.
— Как бы я хотел сделать это за тебя, — однажды сдавленно произнес он. — Если б мог, я бы носил ребенка вместо тебя.
А его трогательные попытки поднять мне настроение? Как-то вечером, зная, что не вырвется с работы до глубокой ночи, он прислал с посыльным букет громадных азиатских лилий, белых и золотых звезд с алыми тычинками. А в другой раз — коробку шоколадных пирожных с кокосом. «Сладенькое для моей сладкой девочки», было нацарапано на карточке корявым почерком юриста.
Не часто попадаются такие мужчины, ой не часто.
3.30
Но надо брать в расчет и практическую сторону дела. У нас появится ребенок. Мне что же, в одиночку с ним возиться, если посреди ночи он вдруг расплачется, а Том еще будет на работе?
4.00
Я опережаю события; есть отличное, разумное решение. Поначалу я буду в декретном отпуске, так что только справедливо, если нянчить малыша, пока он совсем маленький, стану я. Потом мы пригласим дневную няню, а к тому времени, как я выйду на работу, малыш уже научится ночью спать. И все будет замечательно.
Мы с Томом должны будем найти компромисс, совместить наши интересы. Разве не этому нас учат журналы и ток-шоу? Ищите компромиссы, добивайтесь взаимопонимания, и тогда все у вас получится. Я ему скажу, чтобы по вечерам он ужинал с сыном, а потом пусть делает что хочет.
4.15
Кого я дурачу? Если верить моим подружкам, спать ночь напролет — это священный Грааль всех молодых родителей. Я, может статься, целый год не буду нормально спать. Если Том не прекратит допоздна торчать на работе, когда я уже вернусь к «Шустеру», и не возьмет на себя половину ночных забот, то я со слипающимися от недосыпа глазами одним прекрасным утром просто-напросто шагну под уборочную машину, тем все и закончится.
А что до ужина в кругу семьи, то это дело выгорит, только если наш карапуз научится ждать со своей вермишелькой до полуночи. Том вечно обещает быть дома через полчаса, потом натыкается на Фила, или на Эда, или на Яна — и полчаса превращаются в три часа. Такова печальная реальность. И наконец, каким образом я сама исхитрюсь стать партнером у «Шустера», если девяносто процентов ухода за ребенком лягут на меня? «Шустер» — это вам, конечно, не «Кримпсон» — не так круто, не тот класс, — но только начните смываться пораньше, только ступите на «мамашкину дорожку» (как презрительно выразилась Фэй; Брианна собственными ушами слышала), и на вас непостижимым образом посыплются самые нудные, самые каверзные дела. Если я хочу добиться успеха у «Шустера», если хочу получать удовлетворение от работы, я должна буду работать почти с той же отдачей, как и до рождения ребенка.
