Но это правда, — отозвалась она, не беспокоясь более, что онэто узнал. — Я же совсем не случайно первой приехала на ваш вечер, и я такторопилась добраться туда... встретиться с тобой... что даже не потрудиласьподождать, пока Лиз вернется домой.
Понятно, — сказал Николас, и на какое-то мгновение сквозьвстревоженное выражение его лица пробился веселый проблеск. — Только каким жеобразом это делает тебя ответственной за ее исчезновение?
Да неужели ты не понимаешь?! — воскликнула Джессика, длякоторой все это было кристально ясным и бесспорным. — Я ведь еще когдасобиралась вчера на ваш вечер, должна была предположить, что с Лиз что-топроизошло. Лиз опаздывала, а я не знаю человека надежнее ее, когда дело идет отом, чтобы попасть куда-то к определенному времени. Вот тогда-то я и должнабыла попытаться разыскать ее, а не несколько часов спустя!
Николас привлек Джессику к себе, стараясь успокоить ее.
По-моему, ты чересчур уж сурова к себе. Ты просто взгляни-каполучше на то, что произошло. Твоя сестра, по всей видимости, исчезла за добрыйчас до того, как ты еще только ожидала ее возвращения. Так что ты все равно несмогла бы сделать ничего, чтобы помешать этому.
Вот и расскажи это Тодду и моим родителям! — с горечьюсказала Джессика.
—А они тебя обвиняют? — спросил Николас.
Да им и не надо этого делать. Я и так это вижу по тому, какони смотрят на меня.
—А ты не думаешь, что ты чуточку, ну вот самую малость,несправедлива к ним? — осторожно спросил Николас. — Я уверен, что они обвиняюттебя ничуть не больше, чем, например, я. Словом, как бы там ни было, я понимаю,что ты сейчас переживаешь.
—Никто не может этого понять, — упрямо сказала Джессика.
— Никто? — с вызовом переспросил Николас. — А я вотпереживал то же самое восемь лет назад, когда мне было десять лет, а Регине —восемь. Моя семья арендовала тогда летний дом в штате Мэн, такую старуюдеревянную хижину на утесе с видом на океан. Ну, и как-то раз родители оставилименя присматривать за Региной, а сами отправились покататься на лодке сприятелями. А мы с Региной были тогда... ну на таком этапе ненависти друг кдругу, и я просто дал ей делать все, чего ей захочется, не обращая на нееособенного внимания. И спустя пару часов после ухода наших родителей начердаке, где спали мы с Региной, вспыхнул пожар. Меня охватила паника, явыбежал из дома. А Регина следом за мной не выскочила, но я... я был слишкомперепуган, чтобы возвращаться в дом и искать там ее. Дом сгорел дотла, и втечение нескольких часов после этого я был убежден, что убил ее. И ячувствовал, что тоже не заслуживаю права жить. Я не сомневался, что и моиродители испытывают такое же чувство... ну, пока мой отец не сообразил, что сомной творится. И он сказал мне, что никто, мол, и не рассчитывал, что я станупроявлять героизм ценой собственной жизни... что я, мол, всего-навсего человек.Не знаю, понял ли я тогда, что он хотел этим сказать, но теперь-то я этопонимаю. Ты вела себя совершенно по-человечески, Джессика. Ты не сделалаабсолютно ничего, чтобы повредить своей сестре, и я готов поклясться, что ужтебя-то она меньше всех винила бы в этом. Эта ситуация была тебе совершеннонеподвластна.
Джессика терпеливо выслушала рассказ Николаса. Конечно, онбыл одним из самых добрых людей, когда-либо встречавшихся ей. И все же этогобыло недостаточно.
Спасибо, что пытался меня утешить, Николас, только я сейчасне в том настроении, чтобы слушать сказочки.
Сказочки? Но, Джес... это же была одна из самых страшныхвещей, через которые мне когда-либо доводилось пройти.
Но ведь Регина-то не погибла.
Нет, слава богу. Пока я не смотрел туда, она выскользнула издома и отправилась обследовать одну из тамошних пещер. Она вернулась попозже втот же вечер.
Она вернулась...— с горечью повторила Джессика, и слезыснова хлынули у нее из глаз. — Но я-то могу никогда больше не увидеть свою сестру.
И в отчаянии она бросилась Николасу на грудь, даваявыплеснуться своим страданиям.
Сердце Элизабет воспряло в надежде, когда у лачугиостановился какой-то автомобиль и несколько раз громко просигналил сиреной.Кто-то приехал за ней!
И почти мгновенно ее дух, словно под тяжестью свинцовогогруза, упал, упал куда-то вниз, к подошвам ее белых больничных туфелек: онауслышала, как в замке входной двери поворачивается ключ! Нет, никто несобирался вышибать дверь, чтобы спасти ее. Это был всего лишь Карл, вернувшийсядомой с работы. И невыносимая боль одиночества ничуть не ослабла от того, чтоЭлизабет увидела его. Его присутствие всего лишь напомнило ей, что онанаходилась в руках безумца и что уж лучше ей начинать привыкать к одиночеству,предстоящему ей в грядущие дни и — боже, да не ужели такое возможно? — недели.
Карл привез немного гамбургеров и чипсов, купленных им вкакой-то забегаловке, и теперь он выкладывал пакеты на стол, перед которым Элизабетпровела весь этот долгий ужасный день. Она обнаружила, что аромат горячей пищипочти мучителен для нее, и надеялась, что Карл сию же минуту развернет все это.
Когда мы будем есть? — спросила она как можно любезнее.
Эта жалкая закуска в виде оладьев, которую он дал ей утром,едва ли хоть чуть-чуть отразилась на ее аппетите, и боли от голода,испытываемые ею еще с утра, вдруг резко усилились.
Через минуту, — ответил Карл, снимая куртку. Он небрежношвырнул ее в угол, рядом с диваном. — А сначала я тебе кое-что дам, — и ондостал из коричневой бумажной сумки синюю кофту-кардиган. — Надеюсь, тебе этопонравится. Я купил синюю, потому что это подходит к твоим глазам.
Спасибо, — сказала Элизабет, и сквозь ее отчаяние сталпробиваться робкий проблеск надежды. Он сделал в точности то, что она от него ихотела: купить вещь, которая могла бы возбудить подозрения у продавщицы вподарочном магазинчике. Элизабет понимала, что это в лучшем случае весьмаслабая надежда, но в этом был ее единственный шанс. — В самом деле очень красиво.
Ах, как я рад, что тебе понравилось. Я же так хочу сделатьтебя счастливой.
Сняв веревку, привязывавшую руки Элизабет к стулу, Карлнабросил кардиган ей на плечи.
Я знаю, что ты этого хочешь, — отозвалась Элизабет. — Готовапоспорить, что эта женщина в подарочном магазине была удивлена, видя, что тыпокупаешь дамскую кофту.
О нет, в этот наш магазин я и не ходил. Я в перерывепрогулялся в магазин на другой стороне улицы, напротив больницы.
Дух Элизабет снова сник, но по крайней мере хоть руки еетеперь были достаточно свободны для того, чтобы вцепиться в пакеты с едой.
Ты не возражаешь, если я начну есть, нет? Я оченьпроголодалась.
Давай, — сказал Карл. — А я через минутку к тебе подключусь.
Элизабет была так голодна, что гамбургер показался ей самойлучшей едой в ее жизни. Она с жадностью проглотила его весь за какую-то паруминут.
