Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
Флоренс критиковали за то, что в своей книге «На заводах» она не пришла ни к какому заключению. Однако на самом деле она пришла к одному глубокому убеждению: «Женщин, которые могут вынести тяжелое бремя, налагаемое сегодняшними условиями на рабочую-женщину, никогда не будет больше определенного процента».
Под словами «рабочая-женщина» она подразумевала жен рабочих-мужчин, и в этих немногих словах заключена суть ее антисуфражистских возражений.
Если Флоренс в чем-то повлияла на Гертруду, то именно в этой поддержке – для нас странной – движения против предоставления женщинам права голоса. Она лично видела, сопровождая мачеху при посещении семей рабочих в Миддлсборо, что эти женщины уже на пределе сил. Без жен, которые полностью отдавали бы себя ведению домашнего хозяйства и семье, эта самая семья, а с ней и социальная структура просто развалится. Многие женщины, как видели Флоренс и Гертруда, падают, обессилев, многие семьи голодают и погибают, и многие мужчины спиваются до смерти. Неужели эти вопросы, спрашивала Флоренс, менее важны, чем парламентские билли и реформы? Как может жена рабочего из Кларенса бросить детей, чтобы пойти голосовать, или найти время для чтения, или научиться сперва читать, потому что она неграмотная, – чтобы разобраться в политических вопросах? Что может жена из Кларенса знать о том, за что ее попросят голосовать, – о свободе торговли, билле о реформах, политической коррупции, реформе пенитенциарной системы, гомруле? Эти вопросы, которыми тогда занималось правительство, и возможность голосовать, теперь признанная универсальным правом человека, считались серьезным делом, требующим определенного образования и политической грамотности.
Такие вопросы, как здравоохранение, образование, отдых, социальные службы, законы о бедных, пособия нуждающимся, работные дома и богадельни, находились в ведении местного правления, и ими Флоренс и почти все знакомые ей женщины среднего класса занимались по мере сил. Они опасались, что реакцией на требования суфражистов (которые держались в рамках закона) и суфражисток (которые его нарушали) станут резкий откат и разрушение всего, чего женщины уже достигли.
Если что-то побудило Гертруду к действию – помимо давления семьи, – то это воинственность Кристабель Панкхерст, которая в 1904 году повела женщин на борьбу с «пагубной сутью мужской сексуальности». Суфражисток втянули в войну полов, где использовались методы вплоть до террористических. Сторонницы Панкхерст нападали на дома, били окна и громили вагоны, вытаптывали клумбы и резали в галереях изображения обнаженных женщин. Они отрицали брак, называя его легализованной проституцией, устраивали беспорядки, действовали бандами, срывали одежду с мужчин и пороли их. Заливали в почтовые ящики смолу и кислоту, отправляли посылки с серной кислотой Ллойд-Джорджу, потом пытались сжечь его дом. Нападали на людей, которым «посчастливилось» быть похожими на премьер-министра Герберта Асквита. 28 октября 1908 года Гертруда писала:
«Вчера была прекрасная вечеринка у Гленконноров, и как раз перед моим приездом (как обычно) на Асквита напали четыре суфражистки и схватили его. Тогда разъяренный Алек Лоуренс схватил двух из них и выкрутил им руки так, что они завизжали. Потом одна укусила его за руку до крови… когда он мне все это рассказывал, то еще был вымазан засохшей кровью».
Гертруда явно сожалеет, что пропустила действие, однако, наверное, это провидение позаботилось. Как ни противно ей было насилие, неизвестно, не возникло ли бы у нее желание влезть в драку и разбить вазу о чью-нибудь суфражистскую голову. Какой бы ни была драка, хорошей рекламы она бы Гертруде не сделала.
Помимо переживаний Флоренс о трудной жизни жен рабочих и ущербе, который наносят делу воинственные суфражистки, были разумные причины, по которым Беллы сопротивлялись требованиям шумной кампании борьбы за всеобщее право голоса для женщин. Притом что Билль о реформах 1932 года и последующие увеличили число голосующих от жалких 500 тысяч до пяти миллионов к восемьдесят четвертому, право голоса все еще принадлежало лишь мужчинам, владеющим собственностью, так что голосовать могла лишь четверть всех мужчин Британии. Учитывая, что такой возможности лишены столько мужчин, парламент не стал бы ставить вопрос о предоставлении голоса всем женщинам.
Решение может показаться совершенно ясным: дать право голоса всем взрослым, независимо от пола и имущественного состояния. Но тогда систему захлестнули бы избиратели, не платящие налогов и требующие максимума льгот. Было много дискуссий о том, чтобы дать право голоса только женщинам, владеющим имуществом, но по существовавшим законам имущество жен автоматически становилось имуществом их мужей в момент брака. Таким образом, права голоса были бы лишены замужние женщины, в то время как оно оказалось бы предоставлено вдовам, старым девам и проституткам.
Как считали такие независимые и рациональные женщины, как Флоренс Найтингейл, вопрос о праве голоса для женщин не может быть рассмотрен, пока не изменятся имущественные законы. Палки и камни суфражисток – чепуха по сравнению с двадцатью миллионами рабочих, марширующих ради возврата своих имущественных прав. Для либеральных реформистов, таких как Беллы, существовали более важные социальные вопросы, нежели долгие битвы за корректировку баланса избирательных прав.
Гертруда примкнула к движению против права голоса для женщин в 1908 году и стала членом антисуфражистской лиги. Это была ее первая работа, а она никакую работу не делала наполовину. Она вступала в дебаты с жаждой победы в них, чему научилась в Оксфорде, и при ее таланте эффективного администратора вполне вероятно, что это Гертруда организовала 250 тысяч подписей под антисуфражистской петицией 1909 года. Но все же она проговаривается об отсутствии «миссии» в делах антисуфражистского движения, а это наводит на мысль, что за эту работу Гертруда взялась во многом ради того, чтобы сделать приятное Флоренс. О первом заседании лиги она пишет:
«У нас председателем леди Джерси… мне оказали честь стать почетным секретарем, что самое ужасное… Почти на месяц жизнь оказалась в развалинах – надо было организовать в Миддлсборо антисуфражистский митинг максимального масштаба. Мы это сделали, и плюх был очень громкий… это было интересно, но отняло ужасающее количество времени, долгие часы на писание писем и агитацию».
Позже в Ираке Гертруда довольно много сделала для женщин-мусульманок. Она помогла создать в Багдаде первые школы для девочек, собрала средства для женской больницы и организовала первую серию лекций женщины-врача для женской аудитории. Гертруде приходилось оглядываться на свои антисуфражистские дни со смешанным чувством: ее старая подруга Джанет Хогарт заметила, что Гертруде «было забавно вспоминать свою позицию» в те времена.
Ее участие в этом движении изжило себя к концу десятилетия. Она уже готова была предаться новым всепоглощающим занятиям: все сильнее ею овладевал интерес к археологии как мотиву для приключений в пустыне, и вскоре Гертруда уже влюбилась в это дело. Неловкая студентка стала в высшей степени эрудированной, умелой и одаренной женщиной; она была богата, одинока, ей не приходилось отвлекаться на детей. Ее способности и умения охватывали целый спектр, от стихов до административной работы, от приключений первопроходца до спорта и археологии. Мало кто так разбирался в мировой истории и современной политической ситуации, как она, и это вполне сочеталось с любовью к красивой одежде. Гертруда говорила на шести языках, умела писать интересные письма и вести дискуссии на любом из них. И все это имело хороший фундамент в виде добрых человеческих чувств: глубокого ощущения семьи, ландшафта, архитектуры – любви к самой жизни. Мало кто мог с ней соперничать просто по широте диапазона умений. Как Личность Гертруда пришла исполнить самые смелые надежды на судьбу женщин, которые питал Джон Стюарт Милль.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
