Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
Конечно, Владимир волновался, когда шел на заседание этой комиссии. И лица сидевших за столом показались ему недружелюбными и придирчивыми. Начдив, комиссар дивизии, особист да еще какой-то, как говорили, проверщик из Москвы. Со стены, из рамочек, тоже недоброжелательно смотрели Ленин и нарком военных сил Троцкий. Вот сейчас, сейчас особист скажет «Ага, бывший офицер?..»
Не дав волнению проявиться на лице, Шимкевич четко козырнул, представился как положено:
– Товарищ начдив, комполка Шимкевич для прохождения аттестации прибыл.
Присутствующие переглянулись, обменялись шепотом. И вот уже сразу встали, одергивая рубахи:
– Товарищи командиры и комиссары!
В руках у начдива оказалась бумага с машинописью и красная коробочка.
– За проявленные смелость и мужество при защите социалистического Отечества от белопольских банд командир стрелкового полка Рабоче-Крестьянской Красной Армии Шимкевич Владимир Игнатьевич награждается орденом Боевого Красного Знамени. – Начдив густо кашлянул, вышагнул из-за стола вперед: – От имени и по поручению Реввоенсовета Республики позвольте вручить вам, товарищ Шимкевич, вашу награду.
Владимир растерянно взглянул на красную коробочку.
– Служу трудовому народу, – наконец всплыли в памяти нужные слова.
– Вот так и служите, – усмехнулся начдив, возвращаясь за стол. – Ну что, начнем аттестацию?
Прошла она без сучка и задоринки…
Куроедов аттестацию тоже прошел. Правда, ордена ему не дали, зато направили сразу в два военвуза – Высшую инструкторскую школу в Смоленске, а оттуда в могилевский Университет имени 16-й армии. Осенью 1922-го он вернулся в полк, которым командовал Шимкевич.
Дислоцировался полк в Минске. В течение 1922–1926 годов из него так или иначе вычистили почти всех бывших офицеров старой армии, вместо них приходили молодые ребята с Могилевских пехотных, Полоцких и Витебских командных курсов. Большинство из них были направлены на учебу по партийной и комсомольской линии. Работать с ними Владимиру было поначалу трудно. Молодежь знала, что он из офицеров, и чуть ли не в лицо высказывала пренебрежение. Мудрое решение подсказал Куроедов:
– А чего это ты, Владимир Игнатьевич, свое Красное Знамя не носишь?
Шимкевич запнулся. Он и сам не знал, почему не привинчивает к рубахе законный боевой орден. К тому же других наград в СССР не было, слово «орденоносец» – высшая похвала, которую можно услышать в свой адрес. Но, может быть, именно это и мешало ему носить свою награду. Он-то привык к другим орденам, старым, которые воспринимались всеми почти как обыденность. Исключением был «Георгий».
– Так ведь Георгия за что давали? – терпеливо разъяснил Семен. – За храбрость в бою. И Красное Знамя – тоже. Так что смело носи. – И пригрозил в шутку: – Чтобы завтра же надел, понял?! Проверю, имею право!
Когда назавтра Шимкевич появился в расположении с орденом, молодые командиры словно онемели. Отношение к Владимиру резко изменилось, да и ему самому стало легче. Довольно быстро выделились лучшие – комбаты Юрий Зиборов и Сергей Крушина, один из Питера, другой из витебской деревни, но похожие, словно братья: рослые, оба кровь с молоком, даже манера разговаривать была почти одинаковой. А через год в полк прислали начальника штаба, о котором можно было мечтать. Аверьян Игнатюк сначала насторожил Шимкевича своей простонародной фамилией, но, проверив начштаба в деле, во время маневров, Владимир понял – парень хватает звезды прямо с неба, талант природный, такие начштаба на Великой войне ему не попадались.
8 апреля 1924-го Западный фронт переименовали в Западный военный округ. В том же году, но чуть позже – 20 июня – ввели новую форму одежды и знаки различия. Нарукавные нашивки сменили цветными петлицами. Владимир получил три прямоугольника на красных петлицах с черным кантом. Смотрелось довольно представительно, хотя со старыми погонами, конечно, не сравнить.
– Знаешь, как их уже успели прозвать? – подмигнул Куроедов, когда комполка и комиссар впервые увидели друг друга с новыми знаками различия. – «Шпалы»!
– Ну, тогда у нас с тобой на двоих целая железная дорога, – рассмеялся Шимкевич. – Так что желаю тебе, Семен Захарович, «ромбов» побольше.
– Ну, куда мне, – смутился Куроедов. – А вот вам они в самый раз будут, Владимир Игнатьевич!
И Вареньке новая форма понравилась. Легонько провела пальчиками по мягкому бархату петлиц. Кожу холодила медь красных «шпал».
– Комполка Шимкевич к походу в театр готов! – шутливо козырнул Владимир, осматривая себя в зеркало. – А вот вы, мадам, по-моему, еще не при параде.
– Только пальто осталось надеть.
Владимир снял с вешалки пальто, подал супруге.
Она смотрела на него в висевшее напротив зеркало каким-то странным, долгим взглядом.
– Володя.
– Да?.. – Он почувствовал, что голос ее изменился.
– Откуда это?
Он снял фуражку, недоуменно вгляделся в висок, куда указывала жена.
– Тебе же всего тридцать три…
Владимир улыбнулся.
– Ты не видела нашего начмеда. Ему тридцать семь, а головой можно в бильярд играть. Лыс как коленко.
Варя покачала головой, повернулась к мужу, ткнулась лбом ему в грудь.
– Осторожно, лицо об орден поцарапаешь, – по-прежнему с улыбкой сказал Шимкевич. Но она не поддержала шутку.
– Тебе всего тридцать три, и уже седина… – прошептала Варя чуть слышно. – Помнишь Долинского? У него тоже началось с висков.
Владимир помолчал.
– Помню. И всегда буду помнить, хотя, может, лучше и забыть.
Варя снова вздохнула, отвернулась к зеркалу. Помолчала.
– Я не хотела тебе говорить, у тебя было напряженное время на службе, но раз уж мы коснулись прошлого… Умер отец Евлогий. Рак. Завтра похороны.
– Почему ты молчала? – помедлив, спросил Владимир.
Жена пожала плечом.
– Тебя не погладят по головке, если ты пойдешь на похороны священника.
– Что за чушь, – поморщился он. – Конечно, пойдем. Он же венчал нас.
В глубине квартиры радио неожиданно грянуло какой-то военный марш. Хорошо еще, что хозяев не было, а то бы устроили скандал. С 1922-го Шимкевичи занимали небольшую комнатку в частном доме на Комаровке, и Варе удобно – до больницы пятнадцать минут пешком, – и Витьке в школу близко. Именно он и сделал радио громче, кто же еще? Семь лет всего, а обожает все армейское, марши в том числе. Самый большой друг сердечный у него – Куроедов, а любимое развлечение – с отцом в часть. Сядет рядом с дежурным и сидит как пришитый, не прогонишь. Разве что пообещаешь «наган» разобрать и снова собрать.
– Витька! – повысил голос Владимир. – Хорошо будешь себя вести без нас?
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
