Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Егор никогда и в мыслях не смел произнести все, что сейчас произнес. Но его вдруг словно обуял какой-то невероятный кураж, и он почувствовал, что свободен. Да, мать не отпустит его без боя, но теперь он знает, что у него есть выбор. Глупо винить в своих бедах родителей, ведь этот выбор был всегда.
Хотя, конечно, в детстве… Но детство давно прошло. И сейчас он – взрослый, почти сорокалетний мужик, который собаку съел в своей работе, но ни хрена не понимает в том, что называется жизнью, в отношениях, потому что единственные отношения, которым его учили, – это подчинение безоговорочное. Но он намерен построить что-то другое, он уже начинает строить. И останавливаться не собирается.
Егор спрятал сотовый в карман и посмотрел за стекло. Шатохина разговаривала с врачом, а Федор держал за руку девушку, и было понятно, как больно ему от осознания того, что он не может ее дозваться оттуда, куда она спряталась от мира, поступившего с ней столь ужасно.
Врач вышел из палаты и заспешил по коридору, Шатохина с Федором что-то говорили Вере. Егор ощущал себя словно зритель в театре, только это был не спектакль, у Инны залегли тени под глазами, а взгляд Федора стал измученным и потухшим.
– Едем домой.
Голос Шатохиной был какой-то неживой, и Егор молча пошел за ней и Федором, холодный воздух охватил их, Инна подставила лицо снежинкам.
– Федь, а если мы Патрика к ней привезем?
– Патрика? – Федор вскинул брови. – Ин, врачи – там все-таки больница – не разрешат…
– Разрешат. – Инна вздохнула. – Я Олеговича уломаю, он разрешит. Я читала в Интернете, что к таким больным за границей специально котят приносят, в следующий раз я с Олеговичем перетру вопрос, и притащим Патрика. Мы его в домик посадим, а выпустим уже в палате, никто и знать не будет, вдруг это поможет?
– Что ж, давай хоть Патрика. – Федор вздохнул. – Может, действительно она к нему выйдет скорее, чем к нам.
– Да сто пудов выйдет. Патрик, он такой…
Егор сел за руль, Инна без возражений села на пассажирское сиденье, Федор занял место за ней. Егор вырулил со стоянки, аккуратно проехал мимо припаркованных автомобилей, свет фонаря осветил салон, и Егор увидел, что Инна плачет. Слезы катились из ее глаз, а лицо застыло как маска. И от этого ее беззвучного плача стало еще хуже, очень тяжело видеть, как плачет сильная женщина. И горе у нее такое, что дотерпеть до дома, чтобы где-то спрятаться со своими слезами, она не в состоянии.
– Ин, не надо.
Федор положил ей руку на плечо.
Они давно вместе, горе сплотило их, породнило, они чувствуют друг друга.
– Я ничего такого…
– Ври больше. – Федор гладит ее плечо. – Ин, вот увидишь, Вера вернется. Пусть не завтра, когда вишни зацветут, тогда и вернется. Как раз весной. Мы ей Патрика будем привозить, он ее вытащит к нам, он и мертвого поднимет, если ему что-то надо, а тут…
Федор осекся и замолчал, Инна погладила его руку на своем плече.
– Ничего, Феденька, родной, мы с тобой сдюжим.
В доме она сбросила шубку и сапожки и пошла в гостиную, Патрик скользнул за ней. Егор и Федор переглянулись.
– Пойду, на ужин что-то соображу. Не ходи к ней, пусть успокоится. – Федор подобрал с пола Инину шубу. – Всегда так: прибежит, одежду расшвыряет…
Из гостиной зазвучал рояль – нежные звуки «Аве Мария» Шуберта словно говорили: просите – и обрящете, и Егор понял, что это она общается с тем, кого признает Творцом.
– Инка неверующая. Но песню эту иногда играет, хотя лучше б что-то другое играла. – Реутов хмуро посмотрел на Егора. – Плакала?
– Да.
– Идем, разговор есть.
Егор пошел за ним в ту комнату, что служила библиотекой и бильярдной. Шатохина заиграла «Пассакалию до минор», и дом наполнился скорбными звуками. Егор вспомнил разговор с матерью, как злорадно сообщила она, что нашла его – она потратила свою жизнь, чтобы находить его и отгрызать от него кусок за куском. И девушку, застрявшую в тюрьме своего тела, сбежавшую туда от ужаса, происходящего в мире. И Шатохину, молча глотающую слезы в темноте. Боже, ты это видишь? Так где же твое милосердие?
– Вот черт…
Реутов устало склонил голову, прислушиваясь к музыке.
– Она… очень хорошо играет.
Глупо, глупо, не надо было этого говорить.
– Она самоучка, знаешь? – Реутов слушает, как затихают звуки мелодии, потом набирают силу новые аккорды, полные скорби. – Она выучилась по самоучителю. Просто раньше играла… ну, разное. А теперь это. Я не знаю, как говорить с ней о Верочке, обсуждаем только, что доктора говорят… А что у Инки внутри творится – музыка за нее скажет, и самое страшное, что не говорит она об этом. Она Веру сама, считай, вырастила, как свою дочь. И вот такое.
– Давно погибла ее сестра?
– Семнадцать лет назад. Мы с Инкой в институте учились, когда стряслась беда. Верочке тогда и пяти лет не было, она своих родителей помнит смутно, Инка ей их заменила, хоть и не хотели поначалу ей опеку давать, но она не отступила, добилась. И вот такое…
– Ужас, нет слов.
– Вот именно. – Реутов тревожно прислушивается к тишине. – Ты, главное, не спрашивай у них с Федькой ничего. Чего можно, я тебе сам расскажу.
– Ты поговорить хотел?
– Ну да, совсем из головы вон. – Реутов поднялся и подошел к окну. – Это по поводу наезда на тебя. Хозяйка арт-кафе «Маленький Париж» – дама очень продвинутая, держит несколько камер наблюдения, которые снимают вход и летнюю площадку перед кафе. Летней площадки сейчас нет, но камеры работают, и обзор улицы очень хороший.
– И что?
– Хозяйка кафе сегодня позвонила в полицию и предложила нам копию записи внешних камер наблюдения. Четко видна машина, нет сомнений – наезд был намеренным. – Реутов посмотрел на Егора в упор. – Инка была права, парень, ты в беде. Кто-то хотел избавиться от тебя одним махом, номера машины заляпаны грязью, но наши компьютерные гении поколдуют над записью, почистят ее – глядишь, что-то вытащим, найдем водителя и спросим, что он имеет против тебя. А пока ходи с оглядкой, а лучше бы тебе пока пожить здесь.
– Как это – пожить?
– А вот так. Шмотки твои перевезем, место для машины в гараже есть, и живи, пока все не выяснится. Целее будешь. А то ведь случись что, на помощь позвать не успеешь, а если успеешь, то не факт, что помощь не опоздает. У меня работы навалом, я тебя охранять не смогу, а завтра тебе кто-нибудь позвонит и под каким-нибудь предлогом выманит из дома, и ты не почуешь опасности. Если решают убрать человека, но хотят подстроить несчастный случай, то, как правило, вне дома стараются все обставить. Так что давай, Казаков, решайся.
– А Инна?
– Она даже не удивится. – Реутов хмыкнул. – Она же тебе комнату сама выделила. Я поговорю с ней, объясню ситуацию, Инна не станет возражать.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
