— Вот увидишь, теперь все изменится, — решил ты немного подбодрить ее.
Она прижалась к тебе, хрустя печеньем, и ты обнял ее.
— Надеюсь, — сказала она. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответил ты, хотя в этот момент отдал бы что угодно, лишь бы говорить с ней до самого утра.
В твоих объятиях она затихла, но через некоторое время открыла глаза. Вы молча смотрели друг на друга, и ты нежно гладил ее волосы.
Она привлекла тебя к себе и неожиданно подарила восхитительный, отдающий печеньем, поцелуй прямо в губы.
20
Ты проснулся от нахлынувшего светового потока. Палатка была наполовину открыта, и две фигуры заслонили собой ослепляющий свет. Зевнув, ты запустил руку в волосы, а потом протер глаза. Ты пытался понять, не инопланетяне ли были эти фигуры. Тебе казалось, что ты так мало спал, что весь этот ослепляющий свет мог запросто принадлежать какому-нибудь космическому кораблю пришельцев, которые решили вступить с вами в контакт посреди ночи. Но, увы, это был день, и пришельцы были не более чем пришельцы из самого заурядного фильма, твои мать и отец, которые смотрели на тебя улыбаясь.
— Джови, что происходит? — спросил удивленно отец, пока мама, обняв его, пыталась заглянуть в палатку из-за его плеча. Они оба веселились от души.
— В чем дело, черт побери? — простонал ты. — Вы так всю духоту сюда запустите!
Когда ты попытался повернуться на другой бок, то обнаружил, что ноги Сельваджи лежали поперек твоего живота, а ее лицо было рядом с твоим, скрытое под длинными прядями волос. Ты решил не двигаться, чтобы не разбудить ее, и посмотрел на родителей, которые по-прежнему держали вход в палатку открытым.
— Уйдите, пожалуйста, — сказал ты. — Оставьте меня в покое еще десять минут. Я спать хочу!
— Уже обедать пора, — только сказал отец.
— Но что это вы задумали? — спросила мама с сомнением.
Тогда ты просто наклонился вперед и закрыл внутреннюю молнию палатки. Родители ушли хихикая, хотя и в явном недоумении. Пока ты наслаждался этим последним мгновением тишины и покоя, Сельваджа проснулась, отбросила волосы с лица и глухо зевнула тебе прямо в шею.
— Доброе утро, — сказал ты. — Уже поздно, судя по всему.
— Привет, Джонни, — ответила она, потягиваясь и снимая ноги с твоего живота.
Потом одним прыжком она села на колени и снова потянулась; ты не шевельнулся, ты еще не совсем проснулся. Потом вы посмотрели друг на друга и одновременно тихо засмеялись.
Она перепрыгнула через тебя, открыла палатку и сделала несколько неуверенных шагов наружу. Ты тоже вышел. Вы были похожи на выживших после rave party[14]. Сельваджа начала делать зарядку тут же, посреди сада, в одной кружевной ночнушке, слишком облегающей, но очень ей идущей. Ты удивился: она была гуттаперчевая, черт побери. Сначала она сделала шпагат, подняв вверх одну ногу и сохраняя равновесие, потом сделала мостик назад, поднялась и снова встала на ноги. Она посмотрела на тебя, улыбаясь, и сделала грациозный реверанс. Ты захлопал. Ты не ожидал ничего подобного. И подумать только, что это, должно быть, всего лишь разминка.
— Хорошо спал? — спросила она, наблюдая за тобой, склонив голову.
— Как никогда. А ты?
— Idem[15], я бы сказала. Ты не видел мою резинку для волос? — спросила она.
— Вчера вечером видел, когда снимал ее у тебя, — сказал ты, — а после не знаю.
Она вернулась в палатку и почти сразу вышла оттуда, держа в руках то, что искала. Несколькими простыми движениями она схватила волосы на затылке, и вместе вы вошли в дом.
Ваши родители суетились у плиты.
Вы сели за стол в ожидании, пока папа накрывал, а мама сразу же забросала вас вопросами:
— Как это вам пришло в голову спать на улице?
— Да так, — ответила Сельваджа. — И потом мы спали в палатке.
— Я это видела, — засмеялась мама, откидывая макароны на дуршлаг.
Ты и Сельваджа посмотрели друг на друга, не говоря ни слова. Потом твоя сестра добавила:
— Мы умирали от скуки, а эта идея была гениальна.
— Вы случайно не устроили какую-нибудь шумную вечеринку? Соседи не будут ругаться? — спросил папа с подозрением.
«Не доверяет», — подумал ты.
— Нет, — ответила Сельваджа. — И не думали.
— Мы просто прогулялись, пропустили по стаканчику, потом вернулись сюда и легли спать. Ровным счетом ничего не случилось, — добавил ты. — Никаких разбросанных бутылок из-под пива и друзей, валяющихся на траве.
Но на самом-то деле кое-что все-таки случилось. Она поцеловала тебя в губы, в губы!
Позже, когда мама сообщила, что они с Сельваджей должны пройтись по мебельным магазинам в поисках чего-то, чего ты не знал, ты сразу же вызвался составить им компанию, несмотря на то что на этот день у тебя была намечена тренировка в бассейне. Ты просто не мог расстаться с Сельваджей после того, что случилось между вами накануне вечером: слишком живы были воспоминания, и ты хотел продлить это ощущение. Мама согласилась, а Сельваджа наградила тебя улыбкой немой благодарности.
Но прежде чем отправиться по магазинам, вы заехали к ним домой, потому что Сельваджа хотела во что бы то ни стало сменить платье. Войдя в квартиру, ты устроился на диване в гостиной, листая старый номер «Vanity Fair». Каждые несколько секунд ты отвлекался от журнала и смотрел по сторонам. Ты рассеянно разглядывал комнату со свежевыкрашенными стенами и обставленную согласно маминым представлениям о буржуазном вкусе. Но вот твой взгляд остановился на полуприкрытой двери в комнату Сельваджи.
В том не было никакой необходимости, но ты решил подняться и закрыть ее плотнее, на случай если Сельваджа не обратила внимания. Но в одном шаге от двери ты увидел через щелку, что Сельваджа направляется к кровати. В руке у нее была блузка. Она положила ее на кровать, потом сняла майку и лифчик. Она стояла к тебе почти спиной, но когда наклонилась, чтобы взять блузку, ты увидел восхитительную округлость ее груди. Ты замер на месте, за проклятой дверью, прекрасно понимая, что все, что происходило с тобой в этот момент, было неприемлемо и осуждалось в обществе. Тем не менее, хоть ты и сознавал, что единственным правильным решением в данной ситуации было бы вернуться к чтению «Vanity Fair» и не совать нос в чужие дела, ты чувствовал, как ноги твои буквально приросли к полу. Ты на глазах становился вуайеристом, и желание обладать ею охватило пламенем твою душу, заставляя испытывать неизвестные доселе мучения. Вместе со всей этой бурей чувств внутри тебя, как горный поток, отчаянно пытавшийся снять тебя с отмели, росло отвращение к себе самому.
Ты не мог и не хотел испытывать подобных ощущений, невозможные желания по отношению к той, что была с тобой одной крови. Это было что-то такое, что даже последние племена людоедов, оставшиеся на Земле, отвергали, запрещали, а нарушителей сурово карали.
