В углу у окна – большой сейф.
Никаких следов Алисы. Ни одежды, ни вещей. Ничего, как будто ее и не было. Ее стерли, в буквальном смысле слова. Изничтожили. Зачем они это сделали? Как можно быть такими бессердечными? К каким чудовищам я попала? О, Алиса, я начинаю тебя понимать.
Я оборачиваюсь. Они смотрят на меня, остолбенев. Я набрасываюсь на мать:
– Что вы сделали, что вы сделали с Алисой?
– Я позову полицию, – скрежещет она. – Вы хотели нас обокрасть, не так ли? Мне надо было послушаться своего чутья, а я послушалась сердца, идиотка.
– Не надо, – просит Без-Слез. – Я вам все объясню, обещаю. Сейчас я уведу ее отсюда, и мы поговорим.
У меня кружится голова. Я ничего больше не понимаю. Ничего не слышу. Долетают только обрывочные звуки. Поговорим – но о чем?
Без-Слез выволакивает меня на улицу. Я дрожу, мне все холоднее, все страшнее. Что со мной?
Он тоже дрожит. Тащит меня за руку все дальше, потом вдруг грубо встряхивает и срывается, орет:
– Алисы нет, ЕЕ НЕТ В ПРИРОДЕ!
Я совсем застыла, пытаюсь реагировать, хочу, чтобы черный занавес опустился над сценой, чтобы все это было лишь спектаклем, я хочу вернуться назад, к Алисе, чтобы она пришла мне на помощь, защитила меня, сказала им всем, что они ошибаются, но это же невозможно, Алиса умерла, а Без-Слез задыхается, требует, хочет знать, что я знаю, до какой степени я лгу и кому: всем? ему? себе? Он кричит, что я должна сказать, объясниться, сейчас, немедленно, признаться, расколоться, потому что не было никакой тайны, не было никакого самоубийства и эта женщина ничья не мать, я все выдумала, сочинила, нафантазировала, это уж слишком, и его голос вдруг становится глуше, или это я отключаюсь?
Я куда-то соскальзываю, и тьма окутывает меня спасительным небытием.
Осколки моей истории.
Алиса. Моя Алиса.
* * *
Я очнулась в тихой комнате с огромным окном, в которое были видны желто-рыжие деревья. Я была одна, привязанная за правую руку к кровати. Я попыталась встать, но к горлу подкатила неодолимая тошнота. Понадобилось несколько минут, чтобы я смогла шевельнуться.
Последнее, что я еще помнила, было лицо Без-Слез. Его выражение, то ли испуганное, то ли растерянное. Я так устала.
Вошел мужчина, улыбнулся мне:
– Как вы себя чувствуете, Мина?
Как вы хотите, чтобы я себя чувствовала? Я лежу здесь, потому что, кажется, сошла с ума. Надо думать, он был прав, заведующий учебной частью. Иначе зачем бы меня поместили сюда?
– Вы не сумасшедшая, – говорит мужчина, продолжая улыбаться.
Да? Вы, может быть, просто не в курсе, доктор. Без-Слез сжалился надо мной и скрыл правду. Он сбагрил меня сюда, не уточнив, что я мифоманка, выдумщица, опасная извращенка. И вообще, если я не сумасшедшая, почему меня привязали к кровати?
Для вашего же блага, и только. Вы были так слабы. Изнурены. Могли упасть. И потом, буду с вами откровенен – потому что нам с вами предстоит сотрудничество, – нельзя было рисковать, что вы уйдете от нас, прежде чем мы все проясним. Вы прошли такой путь, было бы жаль, если бы это оказалось впустую.
Мы с вами вместе сложим кусочки пазла. Детство, конечно же, и все остальное. Тяготы и удары. Пули в спину. Неудачи и разочарования.
Мы отделим не правду от лжи – вопрос не в этом, – но главное от лишнего. Вы увидите, что скоро вам станет лучше. Потому что, повторяю вам, Мина, вы не сумасшедшая. В крайнем случае – большой ребенок: именно дети обычно выдумывают себе несуществующего друга, когда действительность слишком тягостна и им не с кем ее разделить.
Этот друг помогает им найти силы, когда они думают, что все потеряно.
Он подсказывает то, что им необходимо услышать, но что они сами не способны сформулировать.
Он излечивает от чувства вины и от всех несправедливостей.
К нему взывают, как к последней надежде, когда нет выхода.
Он – единственный, кто может спасти вам жизнь.
Ему кроят историю по мерке – по нашей мерке. Он – наша поддержка и опора. Он учит нас тому, что мы должны знать. Помогает нам правильно видеть. Появляется в нужный момент, никогда не подводит, ведет нас в верном направлении, показывает нам, что есть в нас прекрасного. А потом, если он хорошо нам послужил, мы перестаем в нем нуждаться.
Тогда мы его устраняем. Стираем с волшебной доски.
Алиса, раздавленная под колесами скоростного поезда.
Значит, Без-Слез был прав: я все выдумала.
Мужчина смотрит на меня доброжелательно: подведите итог. Вернитесь в прошлое. Восстановите партитуру.
Мама. Бабушка. Дядя, тетка. Горе, боль, обездоленность. Невозможное уравнение. Ненависть к себе.
Восстановите партитуру, Мина.
Я прохожу все заново с самого начала. До появления Алисы.
– Она научила меня жить.
– Вы научились. Еще не совсем. И последняя ступенька будет самой трудной.
Вам понадобится немного времени. Придется пережить утрату, это неизбежно. Мы подержим вас здесь несколько дней. Пока вы приведете в порядок ваши мысли. И сможете посмотреть в будущее.
Потому что отныне вы одна у руля, Мина.
* * *
Они продержали меня три недели. Три недели, чтобы восстановить мое прошлое. Три недели, чтобы пережить вторую смерть Алисы. Вторую и последнюю. Алиса навсегда во мне. Она – это я. Об этом никто не знает, но я тайком разговариваю с ней. Быть может, никогда не было Алисы из плоти и крови, но это не важно: она существует, на свой лад – на мой лад. Навсегда.
Мало-помалу я поставила на место все кусочки пазла, как просил врач. Все стало очевидным, связным, логичным. Каждая фраза, произнесенная Алисой, каждое ее появление или исчезновение. Ее уроки. Наши споры. Наш смех. Наши разговоры обо всем. Наши выдумки. Моменты утешения и созерцания.
Она появилась, когда я готова была на все махнуть рукой, видя в себе лишь никчемное и вредное создание. С ней я научилась терпеть себя, ценить себя, даже любить себя. Она стала моим костылем, моим двигателем, моим светочем. А потом дала мне знать, что пора продолжать без нее.
Удивительно, какие только ресурсы не найдет человеческое существо, когда речь идет о выживании, сказал доктор.
Я позвонила тетке. Она привезла чемодан с моими вещами и попросила прощения. Я ничего не ответила. Эту черту характера не смогла во мне исправить даже Алиса: я не забываю так легко зла, которое мне причинили.
Я передала извинения даме из Мулена. Как я могла не увидеть, что она – всего лишь несчастная женщина, смертельно скучающая в своем роскошном доме, постоянно недовольная банально отсутствующим мужем и утешающаяся выдуманными делами и судорожным шопингом? Я ее здорово напугала, но не виню себя, думаю, мое вторжение скрасило ее унылые будни хоть какими-то событиями, о которых она поспешит рассказать следующей домработнице.
