Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122
Опыт ГДР показывает, что в авторитарном обществе СМИ могут играть гораздо более сложную и противоречивую роль, чем вначале полагали на Западе. Вначале исследователи сильно недооценивали жажду развлечений, а информационному голоду (особенно если речь идет о политической информации), напротив, отводили слишком важную роль. Каким бы ни было давление извне, большинство в итоге сумеет приспособиться даже к самой жесткой политической ситуации посредством телевидения, искусства или секса.
Тот факт, что СМИ великолепно справились с освещением падения Берлинской стены, заставил многих поверить в то, что они играли такую же полезную роль в течение всей холодной войны. Однако это – утопия: какую бы роль ни играли СМИ в кризисных ситуациях, не следует ее абсолютизировать, поскольку их обычные функции совершенно иные и нацелены скорее на развлечения (уже потому, что они лучше продаются). Приведем пример: хотя многие высоко оценили роль “Твиттера” в освещении манифестаций в Иране и содействии им, смерть Майкла Джексона, последовавшая 25 июня 2009 года, быстро вытеснила политику из перечня наиболее популярных тем обсуждения на сайте.
“Аватар” в Гаване
Западные медиа, охотнее уделяющие внимание потребительской стороне капитализма, чем самиздату, дали своей страждущей восточноевропейской аудитории довольно ограниченное представление о том, что такое демократия и какие обязательства граждан перед обществом и какие институты она подразумевает. Эразим Когак, чехословацко-американский философ, семья которого эмигрировала в 1948 году в США, вспоминал в 1992 году: “Печальная правда заключается в том, что американская мечта, как ее представляют себе бывшие подданные советской империи, почти не имеет отношения к свободе и правосудию для всех, зато имеет прямое отношение к мыльным операм и каталогам ‘Сирс’… Эта мечта характеризуется главным образом безответственностью, нереальностью и моментально вознаграждаемой алчностью”. Когак знал, чего на самом деле желали массы в Восточной Европе: изобилия, “заманчивого достатка, который маячил по ту сторону границы, в [Западной] Германии и Австрии… беззаботности, свободы от ответственности”, а не абстрактной демократии на джефферсоновский манер. Когак указывал на то, что население Восточной Европы, в начале 90-х годов пришедшее к достатку, обошлось без серьезных раздумий о том, что такое демократия. “Когда популярный чешский карикатурист [Владимир] Ренчин захотел изобразить свое видение плодов свободы, – писал Когак, – он нарисовал человека на диване, окруженного игрушками и трофеями: автомобиль, телевизор с видеомагнитофоном, ПК, портативный бар, газовый гриль. Ни тени иронии в этом не было. Все это и означало свободу”.
Современные Россия и Китай – не то же самое, что ГДР или Чехословакия в конце 80-х годов. За исключением КНДР, Туркменистана и, может быть, Мьянмы, современные авторитарные государства приемлют консюмеризм. И он, похоже, только укрепил их. Поп-культура, особенно лишенная стремления к некоему идеалу, даже самых недовольных избавляет от интереса к политике. Хотя торжествующие чехи признали драматурга и интеллектуала Вацлава Гавела своим лидером, они не смогли противостоять потребительскому торнадо (по иронии, эссе “Сила бессильных”, самая известная инвектива Гавела против тоталитарной системы, была направлена против недалекости директора советского магазина). Гавелу стоило прислушаться к поистине драгоценному совету Филипа Рота, который тот дал чешским интеллектуалам в 1990 году в “Нью-Йорк ревю оф букс”. Рот предсказал, что скоро культ интеллектуалов-диссидентов сменится другим культом, гораздо более могущественным.
Могу гарантировать, что непокорные толпы никогда не соберутся на Вацлавской площади, чтобы свергнуть его тиранию, и никогда разгневанные массы не выдвинут ни одного драматурга-интеллектуала для спасения души народа от той бессмысленности, до которой этот враг доводит почти любое рассуждение. Я говорю об опошливателе всего и вся – о коммерческом телевидении: не о горстке скучных одинаковых телеканалов, которые никто не хочет смотреть, потому что их контролирует скудоумный государственный цензор, а о паре десятков скучных одинаковых каналов, которые безостановочно смотрят почти все, потому что это развлекает.
Филип Рот не мог предугадать успех “Ю-Тьюба”, который оказался еще развлекательнее кабельного ТВ. (Кажется, Роту незнакомы большинство удовольствий, которые предлагает Сеть: в интервью 2009 года газете “Уолл-стрит джорнал” он признался, что пользуется интернетом только чтобы покупать книги и овощи.)
Автор лондонской “Таймс” обрисовал ситуацию так: некоторые посткоммунистические страны “избавились от тисков диктаторов, чтобы вместо этого отдаться во власть ‘Луи Виттона’”. Из-за отсутствия высоких идеалов и непоколебимых истин стало почти невозможно пробудить политическую сознательность – даже для борьбы с авторитаризмом. Да и как это сделать, если окружающие озабочены покупкой “плазмы” (китайцы покупают телевизоры с самыми большими в мире экранами, обходя американцев на четыре дюйма), онлайновыми покупками (компания, связанная с иранским правительством, открыла сетевой супермаркет на той же неделе, когда власти приняли решение запретить в стране Gmail) и передвижением по городу с наибольшим количеством “БМВ” на квадратный метр (это, вероятно, Москва)? Даже государственное телевидение Кубы, этот оплот революции, теперь транслирует сериалы “Клан Сопрано”, “Друзья” и “Анатомия страсти”. В начале 2010 года, вскоре после выхода в американский прокат “Аватара”, по кубинскому ТВ показали пиратскую копию. (Коммунистических критиков “Аватар” не впечатлил. “ [Фильм] предсказуемый… плоский… сюжет избитый”, – таким был вердикт “Гранма”, ежедневной официальной газеты Коммунистической партии Кубы. Возможно, им просто не сказали о 3D-очках.) Неудивительно, что менее 2 % жителей Кубы слушают передачи финансируемого правительством США “Радио Марти” – эквивалента “Радио Свобода”. Зачем простым кубинцам рисковать, слушая идеологизированные и достаточно скучные новости о политике, если они могут совершенно открыто следить за злоключениями Тони Сопрано? Молодежь, которую Америка намерена освободить, распространяя информацию, вероятно, знакома с американской поп-культурой лучше многих американцев. Регулярно возникают группы китайских “сетян”, которые создают китайские субтитры к популярным американским фильмам наподобие “Остаться в живых” (которые часто можно найти в пиринговых сетях уже через десять минут после показа в США). Можно ли считать это современным аналогом самиздата? Возможно, но мало что указывает здесь на угрозу стабильности китайского режима. Если перед кем в этом случае и возникает необходимость “остаться в живых”, так это перед гражданами, а не властями. Даже авторитарные правительства усвоили, что лучший способ вытеснить диссидентскую литературу и идеи на периферию состоит не в запретах (это только подогревает интерес), а в том, чтобы позволить “невидимой руке рынка” завалить его детективным чтивом, пособиями по самосовершенствованию и инструкциями, как устроить детей в Гарвард. (Книги наподобие “И вы тоже можете поехать в Гарвард: секреты поступления в знаменитые американские университеты” и “Девушка из Гарварда” стали в Китае бестселлерами.)
Почувствовав, что сопротивление было бы контрпродуктивным, даже правительство Мьянмы нехотя позволило исполнителям хип-хопа выступать на официальных мероприятиях. Режим также учредил футбольную лигу после долгих лет отсутствия крупных матчей и увеличил количество FM-радиостанций, позволив им передавать западную музыку. В Мьянме даже открыли телеканал наподобие MTV. В начале 2010 года мьянманский бизнесмен, получивший образование на Западе, заявил “Нью-Йорк таймс”, что “правительство старается отвлечь людей от политики. Хлеба мало, зато зрелищ – много”. Поскольку Мьянма теперь опутана сетью проводов, а хунта поощряет развитие современных технологий (в 2002 году был учрежден аналог Кремниевой долины – Мьянманский информационный и коммуникационный технопарк), правительству больше не о чем беспокоиться. Граждане самостоятельно найдут, чем отвлечься.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122
