Когда человеку плохо, он в беде или тяжелом горе, в его душе образуется пустота, пригодная для заселения. Нехт тут же дает команду своему носителю — и тот бросается на крик, стремясь помочь ближнему. Ближний, разумеется, тут же переполняется благодарностью и дружественными чувствами — то есть, фигурально выражаесь, раскрывает душу перед посторонним. Нехт тут же проникает в образовавшуюся щель — и заражает спасенного новым нехтом.
Как избежать заражения?
Ни в коем случае не доверяйтесь никому. Не позволяйте даже близким друзьям лезть вам в душу! Не принимайте ничьей помощи!
Старайтесь заполнить место в душе любыми способами: читайте книжки, неважно какие, слушайте музыку, смотрите телевизор — какой бы мусор там ни показывали, им все равно можно заполнить пустоту, чтобы нехт не смог туда проникнуть.
Избегайте слишком умных или неординарных людей. Они почти наверняка заражены нехтом!
Если у вас возникло необъяснимое желание прийти кому-то на помощь — немедленно подавите его! Рано или поздно новорожденный нехт, захвативший вас, умрет от одиночества.
Как избавиться от нехта?
Если заражение зашло слишком далеко, лечение бессмысленно. Человек (а на самом деле — уже нехт в человеческом обличие) будет отчаянно сопротивляться всем попыткам вернуть его в здоровое общество. Иногда удается вытеснить нехта из человека, создав ему невыносимые условия существования (помогают боль, душевная и физическая, унижения, ущемления в социальном плане и т. д.) — но после таких процедур человек остается навсегда пустой оболочкой с потухшим взглядом.
Единственный надежный способ избавиться от нехта — это сжечь его на костре вместе с носителем. Наблюдающие эту экзекуцию люди также приобретают на некоторое время иммунитет против заражения.
Есть ли у нехта другие имена, чтобы не поминать его всуе?
Да, конечно. Можете называть его совестью.
* * *
На мгновение слепящий свет солнца мигнул, пересеченный чьей-то тенью. Прикованный повернул обожженное лицо и посмотрел наверх сквозь прищуренные веки. Над ним, снижаясь по спирали, кружил орел.
— Опаньки! — пробормотал приговоренный.
Орел опустился рядом и уставился на прикованную жертву круглым недобрым глазом.
— Эй, кыш! Кыш, кому говорю! Тебе не сюда!
Орел встопорщил перья на шее и хрипло закричал. Потом хлопнул крыльями и бочком-бочком подобрался поближе.
— Эй, птичка! Я тебе говорю! Ты адресом не ошиблась?
Нет, Орел был совершенно уверен, что ему сюда. Он быстро дернул головой — и выщипнул у жертвы кусочек плоти.
— Ааа! — завопил прикованный. — Глупая птица! Когда ты наконец перестанешь изводить меня?! Мало мне Змея?
Орел, не обращая внимания на давно ставшие привычными вопли, деловито терзал печень Локи.
— Neverrrmorrre! — каркнул Ворон.
— Ну, это старо, этим никого уже не напугаешь. Ты придумай что-нибудь новенькое, действительно страшное.
— Forrreverrr!!!
* * *
— Летит, — удовлетворенно хмыкнул наблюдатель. Солдаты, уже четыре часа изнывавшие от жары и безделья, оживились.
— Расчехлить щиты! — скомандовал Архимед. Матерчатые чехлы были тут же сдернуты с надраенных до зеркального блеска щитов.
— Готовсь! По нарушителю границы… цельсь! Огонь!
И сотня солнечных лучей, отраженных щитами, сошлась в высоте на маленькой крылатой фигурке Икара.
* * *
Жили-были старик со старухой
У самого синего моря.
Они жили в ветхой землянке
Ровно тридцать лет и три года… (с)
— Слушай, старая, чего я тебе расскажу!
— Нну?
— Представляешь, ловлю я сегодня рыбу…
— И много поймал? Где она?
— Да понимаешь… Забросил я невод, а он вышел с одною тиной…
— То есть нет рыбы?
— Нет, одна была. Только, представляешь, золотая!
— Золотая?
— Ну да. И говорит человеческим голосом…
— А ну дыхни!
— Да не пил я! Ты слушай. Человеческим, говорю, голосом: «Отпусти, мол, меня в море, старче…»
— И ты отпустил?
— Ну да…
— То есть нет сегодня рыбы?
— Ну… нет.
— И это всё, что ты мне хотел сказать?
— Ну… да.
— Ах ты сволочь. Ты хоть помнишь, какой день сегодня?
— Нет. А какой?
— Сегодня ровно тридцать лет и три года, как мы с тобой вместе живем! А ты мне даже цветочков не принес!
И старуха, широко размахнувшись, расколола корыто о голову старика.
* * *
— Плыви себе, рыбка, ничего мне от тебя не надо, — добродушно сказал старик.
— Так-таки и ничего? — не поверила рыбка.
— Да вроде… а хотя погоди! — старик суетливо зашарил по карманам. — Где-то у меня список был…
* * *
— Ну, наловил рыбы? — спросила старуха.
— Ага! — гордо заявил старик и протянул сегодняшний улов — дюжину уклеек.
— А в магазине был?
— Был.
— Все купил?
— Всё.
— И постное масло?
— И масло, и капусту, и батон по шестнадцать. И тебе вот еще, новое корыто.
— А это зачем?
— Ну, наше-то совсем раскололось.
Старуха быстро произвела в уме рассчет.
— А где деньги на корыто взял?
— А я это… десятку на улице нашел, представляешь?
Старуха произвела новый рассчет.
— Тогда где сдача?
— А сдачу — пропил, — нагло заявил старик, не отводя взгляда.
— У-у, глаза бы на тебя не смотрели!
Старуха погрозила кулаком и ушла на кухню.
Старик только улыбнулся в ответ. Его приятно согревала мысль о лежащей в кармане нетронутой трешке, выданной утром на покупки.
* * *
Хотел написать сегодня длинный пост, но почти всё забыл:(
Помнится только, что речь там шла об «Одиссее» — не Хитроумном, а о произведении Гомера.
Вот спорят, Гомер ее написал или кто-то другой. А я хотел сообщить, что никакой Одиссеи вообще никогда не было написано! И Гомера тоже не было. Всё это выдумка.
Из провинции отправился в метрополию какой-нибудь патриций, вернулся, весь из себя довольный. А жена к нему, конечно, с расспросами: где был, что делал? И куда деньги дел?
