Меньше всех в подобных ситуациях был доволен экипаж. Лично пилотам, Ващенко и Кащенко, с полетов, зачастую в плохих погодных условиях, не было никакого навара. Развращенные такими вот эксклюзивными условиями службы, они просто-напросто придумывали благовидные предлоги, чтобы набить себе цену.
Белову пришлось вписаться, и минут через десять ситуация была разрулена. Пилоты получили необходимый личный стимул к полету… С погодой, как выяснилось, тоже вполне можно было договориться. Тем более, что на ясном небе издевательски светило солнце.
— Под вашу ответственность, шеф?
— О'кей, под мою ответственность.
— Под вашу ответственность?
— Ну, я же сказал, что под мою.
Фразу о личной ответственности повторили несколько раз на разные лады, как будто это был некий шаманский ритуал, способный заставить небо обеспечить летную погоду. Наконец, необходимые детали были утрясены, разрешение на вылет благополучно получено, и вертолет начал прогревать двигатель.
— Е-мое, а где баба-то? Тю-тю, улетела! — спохватился Витек. — Я гляжу, вроде, что-то красное мелькнуло… Саня, лови рюкзак!
Щегольской американский рюкзак в потоках воздуха вприпрыжку носился по вертолетной площадке, и в руки дался не сразу. А Злобин тем временем, прихрамывая, побежал в сторону кустов, где, метрах в тридцати от вертолета, алел яркий пуховичок, унесенной ветром Лайзы Донахью. Пару секунд спустя, Витек уже тащил ее назад к вертолету, перебросив через плечо, как охотник свой трофей.
Это первое приключение, судя по пунцовым щекам и гневному взгляду, Лайзе не слишком понравилось. А может, все дело было в том, что несветский парень Витек успел в ходе транспорт тировки отпустить пограничную шуточку, а то и вовсе, пользуясь ситуацией, слишком сильно хлопнуть ее по мягкому месту.
Обстановка внутри старого, изношенного вертолета, которому давно было пора на слом, меньше всего располагала к дискуссиям, на экономическую тему — в особенности. Хитрому Белову это было ясно с самого начала, а для его партнерши должно было оказаться неприятным сюрпризом. Гудение и вибрация были такими мощными, что возможно было лишь на предельной громкости перебрасываться короткими репликами.
Как и любая женщина, Лайза, в непривычной ситуации первым делом полезла в рюкзак за зеркальцем. Но, увы, и здесь ее ждало разочарование: не только само зеркальце, но и вся пластиковая пудреница, в которую оно было вмонтировано, просыпались на пол в виде мелких осколков. К тому же, у дамы багровела теперь только одна щека, а вторая была, наоборот, бледной. Видно, перед тем, как улететь в кусты, она хорошо приложилась фейсом к шершавому покрытию вертолетной площадки.
«Сейчас заплачет», — устало подумал Саша, многие женщины из числа его знакомых поступили бы именно так. Он снова почувствовал тоску и стыд за свою мальчишескую выходку: не сдержался и устроил весь этот цирк. На фига же стоило тащить этого магистра на Приполярный Урал! Там, на месторождении бокситов, разработкой которого руководил его старинный приятель Вова Мельник, предстоял серьезный разговор, от которого зависело ближайшее, а может, и дальнейшее будущее комбината. А тут эта леди путается под ногами…
Леди между тем достала и пристроила на коленях в качестве планшетки твердую кожаную папку, на нее положила стопочку чистых листов, и сейчас рисовала на них систему стрелок и условных обозначений. Вертолет сильно трясло, но девушка не сдавалась и продолжала начатое.
— Что это? — Белов наклонился. Кричать пришлось в самое ухо аудитору, и он почувствовал запах духов — каких-то очень легких, отдающих свежей травой.
— Одна интересная схема организации производств! Называется «толлинг»!
— Ну-ну.
— У вас на складе — последняя партия продукции, — вместо ответа прокричала Лайза Донахью. — Что вы с ней собираетесь делать?
— Продавать, конечно! Это не вопрос! Покупатель с руками отрывает.
Сидевший напротив Витек, который до сих пор развлекался тем, что с удовольствием разглядывал дамочку, посмотрел на орущих как на глупых детей. Он поднял повыше воротник меховой куртки и демонстративно уснул. У Витька еще со времен первой чеченской остался замечательный навык: засыпать мгновенно при любых условиях и просыпаться ровно в то время, на которое он «завел» свои биологические часы.
— Но ведь вы не сможете даже заплатить рабочим! — продолжала орать Лайза. — У вас счета арестованы!
Белов открыл было рот, но промолчал. Эта Донахью была абсолютно права: налоговая инспекция сумела просечь до единого все счета «Красносибмета» и поставить их «на картотеку». Теперь каждый рубль, полученный комбинатом, отправлялся прямиком в «черную дыру» — то есть, в счет задолженности перед бюджетом. Выплатить рабочим что бы то ни было просто не представлялось возможным.
— Сколько еще рабочие готовы ждать? — прокричала Лайза.
Мне удалось договориться с профсоюзными лидерами до начала апреля. Это три недели. На столько же хватит сырья. А потом…
— Трансдец? — не слишком уверенно подсказала Лайза.
— Трындец, — поправил ее Белов. — Но дело не в терминологии.
— Ну что ж, — подвела итог железная леди. — Значит, у нас есть три недели… Смотрите, смотрите! — она прильнула к иллюминатору, призывая Сашу разделить ее восторг.
Тайга, поначалу казавшаяся бесконечной, сменилась внизу ровной, как свежепобеленный потолок, тундрой. Вернее, это было похоже на стиральную доску — такую рифленую штуку, которая до сих пор валяется в московской квартире где-то под ванной, только белого цвета. Однако, американская женщина вряд ли способна понять такое сравнение. Источником восторга госпожи Донахью было оленье стадо: на бескрайнем белом фоне животные походили на горстку насекомых.
— А где же люди, где жилье? — удивилась Лайза.
Пастухи отогнали стадо подальше. Скоро отел, и оленей сейчас лучше не тревожить.
Полюбовавшись с минуту пейзажем, Лайза снова сосредоточилась на своей схеме и добавила еще одну стрелочку.
— Что вы намерены делать? — продолжила она свое интервью.
— Кредит брать, что ж еще… — буркнул в ответ Саша Белов.
— С таким-то балансом? — усомнилась ушлая партнерша. — На Западе ни один банк не дал бы кредита в такой ситуации.
— Россия — не Запад.
Белов замолчал. Трудно было в двух словах объяснить американке, что значит в России «человеческий фактор» и «личная заинтересованность». И уж совсем невозможно было рассказать, какой ценой предстоит ему, генеральному директору, выбивать этот кредит. Придется подключать свои московские связи, идти на поклон к господину Зорину, пить вместе с ним и давать обещания, которые заведомо не сможет выполнить. Чем больше он думал об этом кредите, тем меньше эта идея лично ему нравилась, но выбора не было. Если рабочие не получат в апреле хотя бы часть заработанных денег и объявят забастовку, на комбинате можно будет ставить крест.
