Шевалье де Рассак поднялся на подиум и оперся на одну из стоек кровати, затем снял куртку и маску.
— Вы не устаете поражать меня, прекрасная госпожа. Огонь, свечи и… — Он взял с кровати какой-то предмет и подошел с ним к молодой женщине: — И хлыст… — Он рассек кожаным ремнем воздух. — А я-то считал вас хрупким созданием, которое предпочитает нежную любовь…
Мари взяла у него из рук хлыст. Это не имело ничего общего с ее планом. Она игриво повертела в пальцах ручку маленькой плетки.
— Первое впечатление часто бывает обманчивым, — заметила она.
— И никто не знает этого лучше вас, — в тон ей ответил шевалье. — Значит, вы свяжете меня и изукрасите шрамами?
— А вам бы это понравилось?
Де Рассак посмотрел на хлыст.
— Никогда не пробовал, но кто знает? Если я встречу мастерицу этой игры, то готов рискнуть. Боль, которая усиливает наслаждение… Интересная мысль, вы не находите?
Шевалье поднял голову. От его пронизывающего взгляда у нее перехватывало дыхание, а когда он начал расстегивать рубашку, она судорожно вцепилась пальцами в плеть. Мари ломала голову, долго думая о том, как заставить его раздеться, при этом самой оставаясь одетой. Но сегодня судьба к ней благоволила.
— В самом деле, интересная мысль, — пробормотала она и проводила взглядом беззаботно отброшенную рубашку и шейный платок.
— Значит, вам хватит смелости вынести это? — в свою очередь, спросил он.
— Моя роль, без сомнения, приятнее.
Он задумчиво склонил голову:
— Вы в этом уверены? Мне же представляется, что проще усилить свое наслаждение болью, чем достигнуть его, причиняя боль другим.
— Это означает, что вы не стали бы сечь меня?
Между тем он сбросил всю одежду и подошел ближе, совершенно не смущаясь своей наготы. Шевалье позволил своему взгляду гулять по ее открытым плечам:
— Нет. Портить вашу чудесную кожу багровыми рубцами было бы грехом, которому нет прощения.
Искренность, прозвучавшая в его голосе, снова выбила Мари из колеи. Тристан де Рассак воспользовался ее растерянностью и заключил в объятия:
— Ваша кожа просит, чтобы ее целовали, сантиметр за сантиметром. Облачали в шелка и бархат и украшали самыми дорогими драгоценностями.
Его губы скользнули по ее обнаженным плечам и достигли уха.
— Не только вы не смогли позабыть нашу встречу. То же самое приключилось и со мной. Еще никогда ни одна женщина не доставляла мне такого наслаждения. Вы просто созданы для любви, Мари Кальер. Венера завидует вам.
Его губы прильнули к ее губам прежде, чем молодая женщина смогла что-то возразить. Огонь пробежал по ее жилам, когда язык Рассака ласкал внутреннюю часть ее нижней губы. Плеть выскользнула из ее пальцев, которые, побродив по его рукам, обвились вокруг шеи. Она не могла больше думать ни о своем плане, ни о мести, ни о короле… Все исчезло в калейдоскопе светящихся цветов. Ее тело предательски прижалось к его телу. Он сильнее впился в губы Мари, и каждая клеточка ее тела откликнулась на этот поцелуй.
— Я хочу тебя. Я не могу больше ждать. — Голос шевалье прозвучал хрипло и отрывисто и лишь теперь окончательно привел ее в чувство.
— Конечно, — едва дыша, ответила она и выскользнула из его рук, — и это будет незабываемо. Даже в самых смелых грезах ты вряд ли мог себе представить такое.
— Ах, Мари… — Его взгляд был полон желания.
— Иди сюда! — Молодая женщина подошла к тому месту, где с потолка свисали цепи. Она ждала его с бьющимся сердцем. Он последовал за ней и, не говоря ни слова, вложил свои руки в кожаные манжеты:
— Это то, чего ты желаешь, Мари? Тогда сделай это, я согласен.
Она слышала его слова, но они не доходили до ее сознания. Единственное, что сейчас имело значение, — руки де Рассака в манжетах. Мари подошла ближе и сжала плеть. Теперь он стоял перед ней с раскинутыми руками. Цепи были так натянуты, что не оставляли никакой свободы движений.
— Я не буду сечь тебя. Ты прав, я ненавижу насилие. Я хочу лишь доставить тебе то же наслаждение, какое ты доставил мне. Поверь мне, эту ночь ты действительно не забудешь.
Тристан ничего не ответил. Он только смотрел на нее. Из складок юбки Мари вытащила черный шелковый шарф:
— Закрой глаза. И доверься своим ощущениям.
Хотя он не мог защищаться, мстительница дождалась, пока шевалье закроет глаза и склонит голову, чтобы она завязала их. В его жесте была покорность, но Мари решила не отступать от своего плана.
Едва она стянула концы шарфа, как дверь бесшумно отворилась, и столь же бесшумно вошли двое мужчин. Один из них был огромного роста нубиец с обнаженным торсом, голым черепом, в ярко-оранжевых шароварах; второй — жилистый араб с жидкой сарацинской бородкой. На нем был только кожаный передник. Они молча приблизились и коротко кивнули Мари. Девушка выбрала обоих во время своего первого посещения и объяснила им их роли в ее игре. Они согласились так равнодушно, словно Мари приказывала им подмести пол. Когда эти люди брали деньги, на их лицах не дрогнул ни единый мускул. В соседнем помещении, где они ожидали, имелись скрытые отверстия для наблюдения, поэтому мужчины могли следить за происходящим и войти, когда придет время.
Каблуки Мари стучали по плиткам, которые широким кругом выстилали пол под цепями. При мысли, с какой целью они там положены, ее пробрала дрожь. Она остановилась перед де Рассаком так близко, что ощущала тепло его тела и легкий аромат сандала, к которому примешивался запах пота.
Девушка заметила, что крылья его носа трепещут, словно он вдыхает запах, которым было пропитано ее платье. Она позаботилась о том, чтобы ее подол касался его обнаженных ног, дабы жертва осознавала ее присутствие всеми органами чувств.
По ее знаку араб вытянул руку и провел вверх по ребрам шевалье. Одновременно с этим жестом Мари заговорила:
— Вы не можете ничего видеть, но все остальные ваши чувства обострились. Расслабьтесь же и наслаждайтесь. Ваша кожа ощутила нежнейшее прикосновение, довольно одного дуновения, чтобы привести вас в экстаз.
Кончик большого пальца коснулся груди мужчины.
— Чувствуете?
Прежде чем де Рассак ответил, его кадык дернулся:
— Да, чувствую.
Араб прижался ртом к складке на шее шевалье и позволил своим губам путешествовать по его груди. Его руки при этом гладили живот и бедра, в то время как он медленно опускался на колени.
Ладони де Рассака сжались в кулаки.
Мари, напряженно наблюдавшая за происходящим, вздрогнула, когда цепи вдруг лязгнули. Пленник откинул голову и перенес часть своего веса на них. Рот его был слегка приоткрыт, грудь быстро вздымалась, а все тело покрылось потом. Он всецело отдавался наслаждению.
