Маура выждала почти до полудня и лишь тогда начала претворять свой план в жизнь. Конечно, и в такое время выезжать из дому считалось слишком рано, но это даже устраивало девушку. Она привыкла к тому, что родственники и прислуга обращают на нее мало внимания, поэтому просто сказала Эбботу, что отправляется в Британский музей послушать научную лекцию. Эксцентричность ее родителей в этом отношении была всем известна, и дворецкий не удивился тому, что их единственная дочь привыкла предаваться умственным занятиям.
Кучер Уоррингтонов доставил ее на Грейт-Рассел-стрит, а там Маура взяла наемный экипаж, чтобы добраться до цели своего путешествия.
До особняка Эверода.
Встречаться с виконтом лщом к лицу было рискованно, особенно после вчерашнего столкновения в театре. Но ведь Маура и не собиралась вот так взять да постучать в его дверь и объявить слуге, что она желает видеть лорда Эверода. Она намеревалась не задерживаться, а лишь передать через камердинера то, что по праву принадлежало виконту. После этого она возвратится в музей.
Никто никогда не узнает, что она была так близко от логова зверя.
Эверод готовился к утренней верховой прогулке, когда услышал, что камердинер открывает кому-то парадную дверь. Заинтригованный столь ранним визитом, он быстро застегнул сюртук и вышел на лестницу.
— Кто это был? — спросил он камердинера Дунли, как раз закрывавшего дверь.
— Принесли посылку, милорд.
Виконт ощутил неожиданное разочарование.
— Полагаю, вы объяснили посыльному, что такие вещи доставляются с черного хода?
— Еще бы, милорд. Но здесь особый случай. — Дунли показал маленький кожаный футляр. — Кучер сказал, что леди не хочет оставлять свою визитную карточку. Она, однако, уверена, что вы поймете, от кого это.
Маура.
— Велите вознице придержать лошадей! — крикнул Эверод, и слуга бросился выполнять распоряжение.
Значит, Маура приезжала к нему! Он бросился вниз по лестнице, перепрыгнув последние четыре ступеньки. Ему пришлось подкупить четырех слуг в доме Уоррингтонов, чтобы вернуть свои подарки, пока хозяев не было. Эверод восхитился смелостью Мауры. Приехать к нему после стычки в театре!..
Дунли сумел остановить экипаж недалеко от дома. Он препирался с возницей, и Эверод различил тихий голосок Мауры, которая просила кучера ехать дальше.
Эверод распахнул дверцу экипажа. У Мауры вырвался стон, когда она увидела его.
— Доброе утро, мисс Кигли, — проговорил виконт, немного запыхавшись. — Рановато для визита, вам не кажется?
Раздосадованная, Маура сердито посмотрела на него.
— А я не с визитом к вам, лорд Эверод. Я даже карточку не оставила! Если вы отзовете своего человека, я поеду дальше.
— Дунли, дайте мне футляр, — приказал он слуге и улыбнулся Мауре. — Раз уж вы здесь, почему бы вам не зайти? Вам сейчас подадут чай.
— Нет уж, спасибо, — выговорила она с некоторым трудом. — У меня свои планы. К тому же и время неподходящее.
— Нельзя сказать, чтобы совсем уж неподходящее, мисс, — весело вмешался в их разговор Дунли. — Их сиятельство принимают дам в любое время.
— Довольно, Дунли! — Эверод взглянул на слугу сузившимися от злости глазами. Маура и без того относилась к виконту с опаской. Если существовала хоть какая-то возможность посидеть с ней в его малой гостиной, Дунли своим длинным языком лишил ее своего хозяина.
— Я не собиралась к вам в гости, милорд, — сказала Маура, сжимая пальцы. — Получилось так неловко! Я всего лишь хотела вернуть то, что принадлежит вам.
Эверод быстро терял терпение.
— Да если бы я желал получить обратно свои подарки, будь они неладны, для чего бы я приложил столько стараний, дабы они потихоньку снова оказались в вашей спальне?
— Подарки? — Маура облизнула пересохшие губы. — Вы не дали себе труда открыть футляр, лорд Эверод?
Разумеется, не дал. Он собирался швырнуть кожаный футляр на мостовую. Было ясно, что он вновь огорчил ее, но как надоело терпеть, что его подарки бросают ему же в лицо.
Эверод раскрыл футляр и замер. Внутри свернулось колечками ожерелье, принадлежавшее его матери.
— И что вы хотите этим сказать?
— Я подумала, что мне пора оказать ответную любезность и преподнести подарок вам. Этд ожерелье приводит меня в восторг, но у меня нет права носить его, — объяснила Маура, с сожалением глядя на футляр. — Пока граф не просветил меня, я даже не догадывалась, что оно принадлежало вашей матери.
— Так вам сказал об этом Уоррингтон! — Эверод удивился, что после стольких браков отец все еще помнит свою первую жену.
— Как только я узнала правду, я уже не могла с чистой совестью носить его, — Маура жестом указала на ожерелье. — Вы покинули Уоррингтон-холл с пустыми руками. Ожерелья, конечно, слишком мало, но я подумала, что вам будет приятно иметь вещь, принадлежавшую вашей матери.
Эверод погладил пальцем самую большую жемчужину.
— Вы пытаетесь подкупить меня, Маура?
В сильнейшем негодовании девушка откинулась на сиденье, гордо скрестив руки на груди.
— Я? Да как бы я осмелилась, милорд? Уж я-то знаю, что вас не удовлетворит ничто, пока вы не обагрите руки моей кровью. Простите великодушно, но я не расположена развлекать вас сегодня утром. Если вы уйдете с дороги, я не стану долее докучать вам.
Сдерживая усмешку, Эверод захлопнул футляр. Маура, как и он сам, не потерпит, чтобы от ее подарков отказывались.
— Входите в дом. Я достойно отблагодарю вас за щедрый дар.
Камердинер хмыкнул. Если бы он стоял чуть ближе, Эверод непременно лягнул бы его.
— Нет, — ответила она спокойно.
Эверод был по горло сыт ее высокомерием.
— Прекрасно, тогда я присоединюсь к вам, — промолвил он, вскакивая в экипаж.
— Вы не смеете! — воскликнула Маура, когда он устроился рядом с ней.
— Поезжайте! — велел он вознице и обратился с вопросом к Мауре. — Куда мы направляемся?
Она смотрела на виконта широко открытыми глазами, поражаясь его самонадеянности.
— В Британский музей. Я сказала Эбботу, что буду слушать там лекцию.
— А кто такой Эббот?
— Дворецкий Уоррингтонов, — ответила Маура, размышляя над тем, как отделаться от Эверода. — Послушайте, вам нельзя здесь оставаться: нас могут увидеть.
— Это ужасно! — воскликнул он с притворным испугом. — Что скажет Жоржетта?
— Скорее уж, что она сделает со мной, если узнает о нашей встрече! — вскрикнула Маура, всерьез обеспокоенная его неблагоразумием.
Эверод вскинул голову: в нем проснулось любопытство.
