— Она была рада, что вернулась к своим аборигенским корням? — поинтересовалась Энни.
Сэм кивнул, хотя его явно озадачили слова «аборигенские корни».
— Она очень любила моего деда, но так и не прижилась в его безумном мире белых людей. Наверное, отчасти поэтому они все время переезжали с места на место.
— А что твои родители? Отец в конце концов остепенился. Сэм покачал головой.
— Когда мне было тринадцать, пришло известие, что его застрелили во время ссоры за карточным столом.
— Какое несчастье, — пробормотала Энни.
— А через два года моя мама умерла от малярии. Тогда-то мы с сестрой и перебрались к бабушке, в ее племя.
— Ты жил с шайеннами? Его лицо озарилось.
— Да, и это было замечательно. Бетси едва исполнилось тринадцать лет, и ей требовалось женское руководство. Она прожила там даже дольше, чем я, а когда стала взрослой, вышла замуж за белого траппера (Охотник, ставящий капканы.) и уехала с ним в Вайоминг. Она пишет мне письма.
— Ты скучаешь по ней?
— Конечно. Кроме нее, у меня больше не осталось родных, если не считать моей бабушки. — Сэм вздохнул. — Я прожил у шайеннов несколько лет и многому научился у их воинов. Теперь я умею охотиться и рыбачить по-индейски, ходить по следу. Благодаря моим шайеннским братьям я обрел цель в жизни, когда отправился на поиски озарения.
— На поиски озарения? — переспросила Энни, вспомнив, что совсем недавно уже слышала от кого-то это странноое выражение. — Что это значит?
— У юношей-шайеннов есть традиция: они уходят в дикие края и там голодают. После нескольких дней поста и медитации воину является его духовный знак — тотем. Я отправился на поиски озарения, когда мне было шестнадцать, и увидел ястреба, который посоветовал мне стать охотником за головами.
— И тогда ты ушел из племени?
— Я ушел позже, но и потом не порвал связи с племенем. Несколько раз в году я навещаю бабушку и людей ее хлемени. Я признателен шайеннам за то, что они наставили меня в жизни.
— Понятно, — протянула Энни, размышляя над его словами. — Значит, ты веришь в необходимость того, чем занимаешься?
Сэм обратил к ней серьезный взгляд.
— Я верю в справедливость. Закон должен побеждать зло. Энни рассмеялась.
— Наверное, у тебя очень противоречивая натура, если твой дед был проповедником, бабушка — шайеннкой, мама — учительницей, а отец — картежником и гулякой. Как же ты живешь с такой смесью, Сэм Ноубл?
Он усмехнулся.
— Когда мне встречается такая вздорная женщина, как ты, я просто теряюсь и не знаю, что делать: то ли читать ей проповеди, то ли учить ее уму-разуму, то ли снять с нее скальп, то ли застрелить ее, то ли с ней переспать.
Энни хмыкнула, но потом лицо ее стало задумчивым.
— Я не привыкла иметь дела с мужчинами, у которых есть свой кодекс чести.
— Кодекс чести? Ты имеешь в виду то, о чем говорил Билли Синглтри?
— Да. Чувство справедливости и целеустремленность. Ты в самом деле хочешь совершать правильные поступки, Сэм?
— Я стараюсь.
— Ну что ж, могу тебе сказать, что, арестовав меня, ты допустил ужасную ошибку! — с жаром заявила она.
Он вздохнул.
— Энни, может, не будем начинать все сначала?
— Будем. Скажи, почему ты так уверен, что нашел именно ту, которую искал?
Сэм растерялся.
— Что за дурацкий вопрос? На объявлении о розыске был твой портрет!
— Да, но почему ты искал меня именно в Дэденде?
— Видишь ли, это странная история, — признался он. — В племени моей бабушки живет один белый юродивый, Лунный Теленок. Однажды три шайеннских воина пошли на охоту и наткнулись на него в лесу. Парень был совсем плох, он блуждал по окрестностям, не помня себя. По правде сказать, он не совсем нормальный, но шайенны считают его колдуном. Он умеет заклинать животных.
— Как интересно!
— Перед тем как отправиться тебя искать, я навестил племя моей бабушки. У Лунного Теленка было очередное видение. Он сказал нам с бабушкой, что я найду тебя, если поеду на юг, и посоветовал мне прихватить еще одну лошадь. Сначала я решил, что это просто бред, но моя бабушка уговорила меня послушать юродивого. — Сэм задумчиво посмотрел на Энни. — Она разбирается в таких вопросах.
Энни только покачала головой.
— Значит, в том, что ты меня нашел, есть что-то мистическое?
Он сдвинул брови.
— Пожалуй, да.
Энни сложила руки в мольбе.
— Если ты веришь в индейский мистицизм, то почему не можешь поверить в то, что я пришелец из будущего?
Он хмуро молчал.
— Сэм, — заговорила она с искренней проникновенностью, — когда же наконец ты мне поверишь? Я жила в конце двадцатого века. И вдруг каким-то непонятным образом временной барьер сдвинулся.
— В жизни не слышал подобной ахинеи! Энни с трудом сдержала приступ раздражения.
— Я сама не понимаю, что произошло, не, может быть, меня прислали сюда, в прошлое, чтобы я нашла свою прапрабабушку и помогла ей… ведь от ее участи зависит история моей семьи.
Сэм махнул рукой.
— Женщина, ты опять несешь вздор! Путешествие во времени невозможно. Ты просто лгунья.
— Ах так? — взвилась Энни. — А ты упрямец, который, несмотря ни на что, цепляется за свои заблуждения! Я легко могу доказать тебе свою правоту. Нам надо лишь поехать в Роудивилл и найти настоящую Рози.
— Я уже нашел ее, — упрямо повторил Сэм.
Эти слова переполнили чашу терпения Энни. Боясь сказать что-нибудь, о чем потом пожалеет, она тихо выругалась, пришпорила лошадь и поскакала вперед.
Несколько мгновений Сэм смотрел ей вслед, не веря своим глазам. Черт возьми, эта женщина и впрямь сумасшедшая! Как можно ей доверять? Только что она обещала, что больше не будет от него убегать, и вот пожалуйста! Он сердито пришпорил лошадь и помчался за ней следом, закашлявшись от пыли.
Догнав Энни, он схватил поводья и остановил обеих лошадей. Быстро спешившись, Сэм стянул ее с седла и поставил перед собой.
— Ты просто напрашиваешься на то, чтобы я тебя укокошил! — прорычал он, больно вцепившись пальцами в ее плечи.
Она вызывающе взглянула ему в лицо.
— Похоже, это именно то, чего ты хочешь!
Эта сирена искушала его своей вздымающейся грудью, сверкающими глазами, пухлыми губами и золотистыми локонами, выбившимися из косы. Эх, встряхнуть бы ее за плечи — да так, чтобы зубы застучали! Но нет, он не станет бить женщину…
— Сейчас я покажу тебе, чего я хочу, — прохрипел он, заключая ее в объятия.