Он соскользнул в свой прежний образ жизни. Только теперь начал слишком много пить и слишком злоупотреблять наркотиками. Подружка свела его к Макси Шолто, низкопробному агенту, который помогал устраивать голливудские вечеринки — те, где нанятая обслуга ублажает зрителей показательными выступлениями.
Но его хотя бы видели. Ну и что, если парочка девок мусолит его по всякому? Он ведь — часть зрелища. И женщины на этих вечеринках просто влюблялись в него.
Однажды он столкнулся со своим другом Рэнди.
— В этом городе, если не побережешься, легче кончить собачьим говном, — предостерег Рэнди.
Бадди пребывал в наркотическом восторге.
— Я тысячи загребаю. Хочешь поглядеть?
— А куда твои тысячи тебя приведут? Я вижу только снег у тебя в носу и травку в горле! Выкарабкивайся, не то тебе конец.
И он выкарабкался. Через три ночи. В разгар оргии, когда по его лицу стекала молофья жирного фабриканта пластинок и тощая девица паслась на его травке, он увидел свое отражение в зеркале. А еще он у видел снимающую камеру, что его взбесило.
Он смахнул с себя девицу, разбил камеру, отколошматил фабриканта и свирепо удалился оттуда. Он же Бадди Хадсон! Он будет кинозвездой, несмотря ни на что!
На следующий день он улетел на Гавайи, и там очистился от алкоголя и наркотиков, устроился петь в баре и познакомился с Ангель.
«Ну и что делать теперь?»— думал Бадди, трясясь в своем драндулете. Вернуться в Лос-Анджелес с молоденькой женой на буксире в надежде взять город штурмом — это одно. А реальность — совсем другое. Ему были необходимы деньги, и он знал только один верный способ их заработать.
Нийл Грей оглядел зал ожидания для важных лиц, поглаживая бокал «Джека Дэниелса» со льдом.
У стены напротив сидела Джина Джермейн. Блондинка. Искристая. Груди и ягодички. Ее окружали восторженные служащие авиакомпании, наперебой стараясь исполнять каждое ее желание. Он коротко поздоровался с ней, когда она вошла. Двое малознакомых людей. Черт! Но от одного взгляда у него заломило яйца. Ему не терпелось оказаться с ней в самолете — может, отработать ее в туалете, если она позволит?
Если позволит! Джина Джермейн позволит ему трахнуть ее в «Трейдер Вик»в воскресный вечер, если он скажет ей, что ему так хочется.
Господи! Не впадает ли он в старческий маразм? Что за маниакальная тяга к какой-то киноблондиночке? Нет, что-то с ним явно не так. Несомненно. Взять ее с собой в Палм-Бич было чистейшим безумием. Риск попасться…
Риск обеспечивал ему эрекцию, какой он не знавал уже много лет.
Глава 8
В Нью-Йорке недолго стать шизиком. Если ты уже им не стал.
Какие скверные улицы! Мусор, копоть, грязная паршивость.
Крысы. Тараканы. Улицы ими кишмя кишат — включая и двуногих. Прогуляйся по городу и гарантированно повсюду будешь налетать на сумасшедших.
Дек ни с кем не общался. Целеустремленная походка, опущенный подбородок. Черные глаза смотрят бдительно из-под полуопущенных век.
Как-то раз двое ребят попытались ограбить его на углу Тридцать девятой стриги Седьмой авеню. Еще не стемнело, и прохожих было много. Но никто не пришел к нему на помощь, пока он отбивался от двух нанюхавшихся подростков. У одного был нож.
Дек отчаянно сопротивлялся: бил, делал выпады, царапал, пока не выхватил ножу нападавшего и не вогнал его в грудь мальчишки — из затуманенных глаз брызнуло удивление, из тела брызнула кровь.
Второй убежал, и Дек удалился небрежной походкой, а прохожие ускорили шаги, старательно отводя глаза.
Он почувствовал себя так хорошо! Таким непобедимо могучим! И вспомнил Филадельфию. Тот вечер, тот особый вечер.
Он вспомнил, и походка его обрела пружинистость. Мачете он купил у закладчика за двадцать долларов, просто потому, что оно ему понравилось. И оно два года висело на стене его спальни без применения, хотя он иногда снимал его и принимал перед зеркалом всякие позы. Ему и в голову не приходило, что наступит день, когда он воспользуется им по-настоящему.
Он вспомнил Джой. Ее плотное тело, торчащие вихры волос и широкий красный рот.
Джой Кравец.
— Эй-эй! Ищешь, как поразвлечься, красавчик?
Дек попытался пройти мимо, но она встала перед ним, решительно преграждая дорогу. Наклонила голову набок и призывно подмигнула.
— Я ж не собираюсь тебя порезать, и ничего такого! Я одного хочу: залезть тебе в штаны и разрядить так, как тебя весь год никто не разряжал. Ну, что?
Он уставился на нее. Даже почти хорошенькая. Только нос сдвинут в сторону, один глаз косит, красный провал рта обмазан помадой…
— Сколько? — буркнул он.
— Доллар за минуту. Честнее не найдешь. — Она скосила глаза вверх на него, потому что он был куда выше, — пигалица, ростом футов пять с небольшим. — Сполна получишь за каждый цент, ковбой.
Ковбой. Так его никогда не называли. Ему стало хорошо.
— Ладно, — пробормотал он, зная, что все займет не более пяти минут. — Где?
— У меня есть маленький такой дворец. — Она ухватила его за локоть. — Через два квартала. По дороге могу послушать историю твоей жизни. Меня звать Джой, а тебя?
Такой девушки он еще не встречал. Конечно, проституток он имел много — с кислыми ртами и пустыми глазами; ну, а дуры, которых он приглашал, только вежливо улыбались и не позволяли пальцем до себя дотронуться. Джой была совсем другая. Они шли по залитой дождем улице, и казалось, ей с ним приятно.
Ее «дворец» был комнатушкой на третьем этаже с раковиной в углу, кроватью, на которой развалилась жирная белая кошка, и лампой, задрапированной розовым шарфом.
Она согнала кошку с кровати, сбросила пластиковый дождевик и сказала:
— Уютно, а? Куда лучше прежней моей дыры.
Он нерешительно топтался в дверях и думал, что все будет как всегда. Сначала деньги, а потом короткое соитие с неподвижным куском мяса.
Джой дернула «молнию» на боку узкой черной мини-юбочки и, извиваясь бедрами, стащила ее, оставшись в узеньких трусиках с красной вышитой надписью «вторник». Была пятница.
Дек сунул руку в карман за деньгами.
— Да погоди! Откуда ты знаешь, сколько тебе времени понадобится? — хихикнула она. — А может, по-другому договоримся: пятьдесят зеленых — и сколько тебе захочется?
Он мотнул головой.
— Ну, как знаешь, — сказала она, стягивая свитер через оранжевые торчащие вихры и швыряя его на пол. Груди у нее оказались совсем маленькие с грубо нарумяненными сосками. Румяна смазались, как и тушь под ее левым глазом.
Она подняла руку и затеребила пальцем соски, пока они не встали торчком.
