— Так ты что же, хочешь надеть на меня то, что было в моде когда-то? — интересуюсь я, поднимаясь к ней на второй этаж.
— Не ворчи, — говорит Катя, отпирая дверь. — Я не собираюсь тебе ничего навязывать, просто мне кажется, что кое в каких моделях ты будешь неотразима. А еще я хочу убедиться, что морально они ничуть не устарели. Вот увидишь, мы его зацепим по самые жабры!
— Кого? — недоумеваю я.
— Того, ради которого ты решила приодеться.
Ах да, я же совсем забыла свою легенду! Обычно я ничего не скрываю от Кати, но теперь… Она вообще настроена против семейства Лавровых. Еще бы, она ведь не вступала с ними в контакт. Просто подруга всегда за меня переживает и когда почему-либо о Лавровых заходит речь, обзывает Марину Константиновну старой аферисткой.
Всякую попытку к отвергнувшей меня семье приблизиться Катя безоговорочно считает унижением и наверняка не одобрит моих планов. Но мне это необходимо. Клин клином вышибают. Я должна избавиться от этого куска льда, насильно втиснутого в мою живую душу. Он мешает мне жить.
Хорошо, что Катя как раз теперь удалилась в свою гардеробную и не видит моего остановившегося взгляда. Она тут же закричала бы: «Опять?!»
Появляется она с шикарным бархатным пиджаком в руках и говорит:
— Видала? Недавно бархат был неактуален, а сейчас самый писк! Будешь надевать под него ту бежевую кофточку, что я подарила тебе на Новый год, и черные брюки. А это…
Она медлит и торжественно вынимает из кармана комок какой-то материи.
— Твое вечернее платье!
— Вот эта тряпочка? — Я касаюсь его пальцем.
— Тряпочка! — передразнивает Катя. — Темнота! Это ткань будущего. Натуральный шелк всего с небольшой добавкой синтетики. Надень!
Я проскальзываю в нечто невесомое, которое легко обнимает мою фигуру.
— Блеск! — радуется Катя. Смотрит задумчиво. — Но это, конечно, для безупречных фигур, потому что она подчеркивает каждую лишнюю складочку на теле… Ничего, ты себе пока можешь такое позволить.
— Что значит пока? — громко возмущаюсь я.
— Мы все не молодеем, милочка!
На этой грустной ноте я покидаю дом звезды модельного бизнеса, но уже закрывая за собой дверь, я вдруг вспоминаю: а о самом главном я так и не поговорила — и возвращаюсь.
— Катя!
— Ты все еще здесь?
— За Мишкой присмотришь?
Она смотрит укоризненно и говорит, нарочито растягивая слоги:
— Ес-тест-вен-но! Тем более что в самом скором времени и тебе придется отрабатывать свой долг мне.
— Какой долг?
Определенно я сегодня приторможена.
— Здрасьте! Мне тоже нужно кое-куда ехать.
— В Европу, что ли?
— В Страсбург. В твоих устах слово «Европа» прозвучало как Крыжополь.
— Ах да, прости, я забыла добавить протяжного завистливого выдоха. Кто-то поедет в Европу, а кому-то сидеть во второй части этого названия.
— Кто тебе не дает, ты тоже можешь ездить по заграницам. На моей памяти тебе раз пять предлагали поездки за кордон, а ты все фейс воротила.
— У меня, между прочим, сын есть.
— А у кого его нет?
— Невозможно одной воспитывать своего ребенка так, как этого бы хотелось. Как назло, и родители далеко живут…
— Расхныкалась! — сердится Катя. — Я же тебе сказала, присмотрю за Мишкой. В крайнем случае Галину Георгиевну попрошу.
Это бывшая няня Димки, которую Катя иногда привлекает к прежнему делу.
— Считаешь, мы своим детям чего-то недодаем?
Это вечная и больная тема. Кто из женщин хочет воспитывать ребенка в одиночестве? У всех так складываются обстоятельства. Но с другой стороны, в большинстве случаев это всего лишь меньшее из двух зол…
Глава одиннадцатая
В самолете у нас места рядом с Найденовым. Хоть он и говорил, что не хочет брать с собой охрану, с ним летят сам начальник службы безопасности и один из его сотрудников. Не возьмет он их с собой, видимо, лишь в зал переговоров.
Теперь, когда я все для себя решила, интересуюсь как бы мимоходом:
— Не будет ли у меня в Москве два-три свободных часа, чтобы я могла навестить свою родственницу?
— Конечно же, будет, — заверяет мой клиент. — Наверняка с четырех до семи часов вечера.
— А почему так жестко?
— Потому что в семь будет банкет, а как же я обойдусь без переводчицы?
То есть Михаил Иванович таким образом, пусть и несколько неуклюже, приглашает меня на банкет.
А с другой стороны, и ничего, что у меня в запасе будет всего три часа. Вот только мне еще надо найти в справочной службе адрес моей бывшей свекрови.
— Какие-то трудности? — спрашивает Найденов, наверняка заметив поперечную морщинку у меня на лбу, которая появляется, когда я задумываюсь.
— Дело в том, что я еще не узнала адрес родственницы. — Я решаю признаться, чтобы в случае чего у моего работодателя не возникали вопросы.
— Адрес? — оживляется он. — Какие мелочи!
Самолет уже набрал высоту, и Михаил Иванович, похоже, заскучал без дела.
— Толя! — зовет он своего начбеза. — Нужно войти в базу московской справочной.
— Легко! — отзывается тот и с готовностью открывает крышку ноутбука, до сих пор без дела торчавшего из его дорожной сумки. — Диктуйте!
— Лаврова Марина Константиновна. Возраст: примерно лет пятьдесят. Раньше жила на Малой Бронной…
Это я хорошо помню по рассказам моего мужа.
Я слышу, как пальцы Анатолия Викентьевича проворно бегают по клавишам, и сердце у меня отчего-то колотится как овечий хвост.
— Лавровых по Москве много, — через некоторое время сообщает он, перегнувшись к нам с соседнего сиденья, — а вот Марина Константиновна на Малой Бронной — всего одна. Адрес запишете или запомните?
— Запомню, раз она никуда не переехала, — бормочу я, стараясь и в самом деле про себя несколько раз его повторить.
— Партнеры выделяют мне машину, — замечает Найденов. — Но завтра с шестнадцати до девятнадцати часов я даю ее в ваше полное распоряжение.
И смотрит на меня, будто силясь что-то понять.
— Я бы не хотела обременять вас своими заботами, — говорю я.
— Подумаешь, бремя! — фыркает он. И бросает коротко: — Спасибо, Викентьевич!
— Да пожалуйста! — говорит тот с каким-то подтекстом.
Хочет, чтобы я еще что-то сказала? Что за родственница, с которой я, судя по всему, до сего времени не поддерживала никаких отношений?
