Элизабет, избегая встречаться с ним взглядом, поднялась с дивана и сказала тихо:
— Пожалуй, я тоже выпью кофе, чтобы взбодриться.
Кафетерий находился в цокольном этаже, поэтому лифт спускался вниз долгих пять минут. В тесной кабинке не было никакой возможности сохранять безопасную дистанцию, и Талбот вновь почувствовал щекочущее нервы возбуждение, зародившееся где-то внизу живота и теперь отчаянно стремящееся завладеть его разумом и телом, а приятный легкий освежающий аромат ее духов грозил лишить его последних сил, так необходимых ему для борьбы с искушением…
Пришлось пойти на крайние меры и напомнить себе о том, что сейчас Ричард нуждается в ее поддержке больше, чем когда бы то ни было, и он, как старший брат и просто порядочный человек, не имеет никакого морального права вмешиваться в их отношения, даже в том случае, если они решат опять пожениться! Подействовало.
Заказав себе молотый кофе, кекс и рогалик с маком, они сели за самый неприметный столик в углу и стали ждать, по-прежнему храня гнетущее молчание. Талбот не выдержал первым.
— Ты выглядишь уставшей. Плохо спала ночью? — участливо спросил он, заглядывая в ее сверкающие лихорадочным блеском глаза.
— Честно говоря, я на грани нервного истощения… — Пока подавали кофе и еще теплую выпечку, Элизабет молчала. — Сказать, что последние дни были крайне напряженными, значит не сказать ничего. Боже, как я устала! И физически, и эмоционально… Да и ты, похоже, далеко не в лучшей форме.
— Так и есть, — неохотно признался он. Испытывать те же чувства, что и она, было для Талбота настоящей пыткой: ведь он начинал понимать, насколько они с Элизабет подходят друг другу. Как человек рациональный, он никогда всерьез не задумывался о том, что на свете существуют две половинки одной души, которые очень долго — порой всю жизнь — ищут друг друга, а когда находят, их уже ничто не может удержать от стремительного слияния. После нескольких неудачных романов Талбот перестал верить в любовь, но она, как оказалось, и не покидала его, до поры до времени затаившись в укромном уголке разбитого сердца. И вот когда он наконец-то познал это неповторимое, простое и в то же время бесконечно удивительное в своем многообразии чувство рядом с Элизабет, неумолимые обстоятельства спешат разлучить их, не оставив в утешение ни малейшей надежды на счастливую совместную жизнь. Талбота не покидало тоскливое ощущение, что он, не успев найти, потерял что-то очень важное…
— Сегодня утром, перед операцией, Ричард поразил меня абсолютным спокойствием и выдержкой, — с улыбкой заметила она, откусывая кусочек рогалика и запивая его ароматным обжигающим напитком. — Отнюдь не каждому человеку под силу быстро измениться к лучшему!
— Похоже, мы с тобой его недооценивали…
— Еще месяц назад я бы ни за что не согласилась с таким обличающим заявлением, а сегодня охотно признаю свою ошибку.
— Кроме того, ему предстоят грандиозные перемены в жизни…
— Да? И какие же? — насторожилась Элизабет: интонация мгновенно подсказала ей, что под скупыми словами он подразумевает нечто большее, чем говорит.
— Вчера вечером я позвонил ему на мобильный, и мы долго болтали… Короче говоря, Ричард попросил уволить его из «Маккарти Индастрис».
— Неужели?! И чем он планирует заниматься?
— Честно говоря, сейчас он пребывает в поиске. — Талбот доел кекс и допил кофе. — Но, думаю, совсем скоро мой непутевый брат возьмется за ум и поступит в какой-нибудь институт.
— Я в шоке! Ричард работал в вашей семейной компании с тех самых пор, как мы поженились. За девять лет он ни словом не обмолвился о том, что его это не устраивает, а потом вдруг взял и уволился…
— И тем не менее факт остается фактом. По его словам, коллеги всегда видели в нем лишь брата сурового босса, жутко надоедая ему бесконечными просьбами пополам с неприкрытой лестью. А еще… Ричард хочет переехать в свой собственный дом, представляешь?
— Удивительно, как мало мы его знали! — заметила Элизабет и вдруг тихо засмеялась.
— И что же в этом смешного? — нахмурился Талбот.
— Ну нет, Талбот Маккарти, отныне ты никогда не смутишь меня своим холодным самоуверенным тоном! Теперь-то я поняла, насколько мы с тобой похожи. Посуди сам: когда все идет хорошо, мы готовы приписать личные заслуги кому угодно, а если случается беда, виним только себя… — Он хотел было возразить, но она жестом попросила его помолчать: — Не надо ничего говорить. Просто прими себя таким, каков ты есть. Ты замечательный брат, Талбот! Мы оба сделали все возможное и невозможное для благополучия дорогих нам людей, и теперь настало время дать им чуть больше свободы, чтобы они могли построить свою собственную жизнь…
Слушая ее, он с восторгом и ужасом ловил себя на мысли, что Элизабет практически слово в слово повторяет его собственные размышления на эту тему, а значит, если бы судьба распорядилась иначе, они вполне могли бы стать единым целым — идеальными супругами, предугадывающими мысли и желания друг друга с первого взгляда.
Не в силах оставаться с ней в одном помещении, Талбот стремительно встал из-за стола. Ему казалось, что еще немного — и он начнет объясняться ей в любви, неосторожными словами погубив счастливое будущее любимого брата: ведь он сам — своими глазами! — видел, как Элизабет и Ричард нежно обнимались в гостиной накануне их отъезда в Канзас-сити…
— Куда ты? — удивленно, чуть испуганно поинтересовалась она, тоже поднимаясь.
— Пойду прогуляюсь. Это ожидание убивает меня! — сухо процедил он сквозь зубы и, не оборачиваясь, поспешил прочь из кафетерия.
Элизабет проводила его взглядом и в полном изнеможении откинулась на спинку стула, с грустью размышляя о том, сколько раз ей еще предстоит молча наблюдать, как он уходит от нее. А ведь она почти рассказала Талботу о своей любви: пылкие слова были готовы вот-вот сорваться с ее губ…
Доев рогалик и поставив пустую чашку на блюдце, она поспешила обратно в приемную. Талбота там не оказалось. Взглянув на часы, Элизабет поняла, что до конца операции осталось два часа ожидания, беспокойства и молитв…
Вот кто-то заглянул в приемную, а она продолжала неподвижно сидеть на диване, глядя прямо перед собой. Вернулся Талбот и стал расхаживать туда-сюда, нервно поглядывая на часы.
Взгляд его темно-карих глаз стал незнакомым — чужим, отстраненным. А может, это ее сердце закрылось, не найдя отклика на разгоревшееся в нем чувство страстной любви? Иметь рядом надежное мужское плечо, на которое всегда можно опереться, — вот о чем она всегда мечтала, но, увы, ее верными спутниками стали необъяснимая тоска и безграничное одиночество, и даже ликование и трепет, поселявшиеся в груди при одном взгляде на Талбота, мало что меняли в ее жизни…
Прошло пять часов, но врач почему-то не спешил к ним с хорошими новостями. В надежде скрыться от пугающего чувства неопределенности, Элизабет отправилась в небольшую часовню, что находилась на территории больницы. К счастью, там никого не оказалось. Мерцающий теплый свет зажженных свечей успокаивал ее метущуюся душу. Сев на ближайшую скамью, Элизабет перекрестилась и прочла молитву. Перестав подчиняться разуму, мысли ее потекли плавно и размеренно…