Странники остановились на плоском, ровном участке местности, покрытом мхом. Это было укромное местечко, затерявшееся в самом темном углу леса, куда, однако, сквозь ветви сосен просачивались пучки лунного света, напоминая раскатанные рулоны туалетной бумаги, свисающие из верхних окон какого-нибудь первобытного студенческого общежития. Изгои, исторгнутые из недр гигантской металлической индейки (которая в данный момент была припаркована под неотфильтрован-ными лучами лунного сияния, за много-много миль к востоку отсюда), сочли его вполне приемлемым для отдыха. Они один за другим стали быстро погружаться в сон, по одному устроившись на ночь у основания древесных стволов.
– Доброй ночи, мисс Ложечка! Доброй ночи, мистер Носок!
– Спокойной ночи вам обоим! – ответствовала Ложечка. – Я помяну вас в своих молитвах.
– Угу, – пробормотал Грязный Носок, все еще несколько раздраженный прочитанной ему лекцией о сленге.
Жестянке хотелось спросить Ложечку, кому та будет возносить молитву, однако, зевнув, не стал(а) этого делать. Он(а) даже не слышал(а), как Раковина и Посох выскользнули в чащу леса в поисках полянки побольше, чтобы пообщаться оттуда с созвездиями. Прошел примерно час, прежде чем Жестянку взболтнул из объятий сна чей-то жуткий вопль.
– Помогите! Помогите мне! Черт вас побери! Помогите же мне!
Жестянке потребовалась лишь доля секунды, чтобы узнать голос Грязного Носка. В следующее мгновение глаза различили в темноте силуэт какого-то монстра. В постепенно бледнеющей жидкой лунности лесная тварь казалась огромной и была утыкана со всех сторон длинными иголками, напоминая прическу панка-мутанта, пережившего ядерную катастрофу.
– Помогите! Спасите меня от этого засранца!
– О Боже! Что случилось? В чем дело? – спросила Ложечка.
– Это дикобраз! Он схватил нашего мистера Носка!
Именно так и случилось. Тридцатифунтовый грызун схватил носок зубами и принялся с жадностью жевать его, лакомясь солью, образовавшейся в волокнах ткани от пота Бумера Петуэя.
– Отпусти меня, злобный ублюдок! Помогите!
– Эй, Жестянка, сделайте же что-нибудь! Сделайте что-нибудь, пожалуйста!
Со всей неуклюжей силой своей новоприобретенной подвижности Жестянка обрушился(лась) на переднюю левую лапу дикобраза. Перепуганное животное на какую-то секунду пошатнулось и перестало жевать, едва не выпустив носок из зубов. Затем, по-своему, на свой звериный лад, проанализировав угрозу, исходившую от нападающего, и убедившись, что размеры того не внушают особого опасения, дикобраз отступил в сторону и с размаху огрел Жестянку хвостом.
Надо сказать, что дикобраз был удивлен и даже разочарован, когда его иглы отскочили от металлического контейнера. Тем не менее удар отбросил Жестянку куда-то в тень, и беспардонный грызун снова взялся за пережевывание носка.
– Помогите! Стукните его еще раз! Прошу вас!
Жестянка, чья этикетка пришла в довольно жалкий вид после того, как по ней прошлись иглы дикобраза, подумал(а) о бессмысленности нанесения нового удара. Однако ей(ему) в голову пришла мысль.
– Побыстрее сюда, мисс Ложечка! Сюда! Прислонитесь к этой коряге!
– О Господи!
Хотя на самом деле это была вовсе не коряга, а упавшая сосновая ветка, Ложечка поступила точно так, как ей было сказано.
– Я постараюсь не причинить вам вреда! – сказал(а) Жестянка. Положив в вогнутую часть ложечки небольшой камешек, он(а) вскарабкался(лась) на ветку, прицелился(лась) и прыгнул(а) вниз. Бац! Камешек взмыл ввысь, как будто выпущенный из катапульты, и полетел прямо в дикобраза. Прямое попадание! К несчастью – поскольку Ложечка была приспособлена для стрельбы исключительно засахаренными клубничинами (того сорта и размера, что любил жевать старый епископ), – то камешек причинил дикобразу вреда не больше, чем какой-нибудь овод. Однако после того как в него были выпущены три или четыре таких снаряда, он разозлился и, к огорчению новоявленных артиллеристов, скрылся в чаще леса, унося с собой Грязный Носок, который развевался ну совсем как, скажем… покрывало, соскользнувшее с красавицы из гарема, отдающейся своему господину.
– Я побегу за ними! – крикнул (а) Жестянка. – А вы зовите мистера Посоха!
В последнем не возникло необходимости. Услышав шум, Раскрашенный Посох и Раковина прервали свои небесные бдения и бросились к полянке.
– Что у вас стряслось? – поинтересовалась Раковина.
Ложечка, чей голос прерывался истерическими всхлипываниями, довольно бестолково поведала о случившемся, однако Посох быстро представил себе картину похищения Носка. Он бросился в погоню, и Раковина с Ложечкой устремились вслед за ним.
К этому времени дикобраз уже был возле берега лесной речушки. Там он немного замешкался, продолжая рассеянно жевать свою добычу. От соленого деликатеса он пребывал в состоянии наркотического блаженства и был не слишком озабочен необходимостью вступить в бой с неведомым врагом.
Жестянка оказался(лась) совсем близко от нахального зверя, но не имел(а) ни малейшего представления о том, что ему(ей) следует делать.
Перескакивая подобно китайскому акробату с «головы» на «ноги», разъяренный Посох мчался по лесной тропинке. Подлетев к дикобразу, он смачно врезал ему прямо по носу. Зверь пискнул отболи, выронил Носок и беспокойно заметался, сделав два полных круга вокруг своей жертвы, после чего попытался вскарабкаться на ближайшую сосну.
– По-о-мо-о-ги-и-те! – завопил Грязный Носок. Жестянка Бобов с ужасом понял(а), что, убегая, дикобраз хвостом смахнул его(ее) в пенные воды лесной речушки.
* * *
Честно говоря, Бумер Петуэй стирал свои носки нечасто (аристократы никогда не разделяли буржуазных увлечений личной гигиеной), однако Грязный Носок раз-другой все-таки бывал в воде. Это было лучше, чем оказаться в зубах у дикобраза. Он запаниковал лишь тогда, когда понял, что поток стремительно уносит его вниз по течению – с такой скоростью, что, если его не вызволят из воды, к завтраку он может оказаться на территории штата Айдахо.
Отчаянно барахтаясь, Носок пробился на поверхность, однако течение упрямо тянуло его на дно. Он утратил контроль над ситуацией. Под водой реальность насвистывает совсем другую мелодию, чем на суше. Пространство и время сминаются в комок, как старая газета. Под водой есть свет, причем даже ночью, однако это всего лишь слабый, практически неслышный отзвук того света, который мы все знаем и который так любим.
Свет этот зеленоват, а сияние его скупо. Это акулий свет. Фекальный свет. Свет, при котором Потрошитель вчитывается в список своих будущих жертв. Свет, от которого старались спрятаться наши предшественники, выползшие из болот. Свет, просачивающийся сквозь старческие сморщенные мозги.
Поток выплюнул Носок на поверхность и подбрасывал некоторое время, за которое тот успел позвать на помощь, после чего принялся вновь засасывать в катящийся зеленый бочонок неулыбчивых пенных обезьянок.
