и я не знал,
что это то же самое
и что платья могут быть очень красивы.
6
Распродажа идеалов —
вы говорите, она уже началась,
но я говорю:
мы должны еще понизить цены.
7
Теперь я знаю —
это зависит от чулок!
Все — эротика, эстетика, религия,
человеческое достоинство
(что был бы сам
Вельзевул
в старых, шерстяных,
скверно заштопанных носках?)
8
Программа широких штанов:
будем
больше платьями,
меньше людьми
и душу зашьем в подкладку.
9
Ноги,
что вы знаете о ногах?
Вы,
которые думаете о юбках,
когда проходите
мимо витрины «Чулочного Централя».
Что вы знаете
о ногах
двадцатого столетия?
10
Идиоты!
Которые думают,
что у черта есть золотые платья.
У черта нет платьев!
Во всем аду
найдется, пожалуй, две-три пары
разодранных
купленных в ломбарде подштанников.
11
В день Большого Похмелья,
когда звезды икают
и все архангелы пьют сельтерскую воду,
мы соберемся
в кафе
слушать мелодии женских ножек.
12
Встретил
прекраснейшую танцовщицу Испании.
Nana de Herera
Говорила по-немецки
(очень хорошо)
у поезда в Або.
Ее губы
давали сигнал остановиться,
и все локомотивы задержали дыхание,
когда она по-немецки
(очень хорошо)…
13
Афиши наших лиц,
пускай они выкрикивают
свое: я, я!
Только когда они проорут:
мы! мы! мы! —
сорвем визге их гримасы,
дадим солнцу
загримировать их под человеческие
лица.
14
Сегодня так холодно.
Дыханье световых реклам
колет как ледяные иглы.
Тени проводов
хотят перерезать мне горло.
Воздух, дрожа,
забился в ближайший переулок.
15
Все они
чего-нибудь от меня хотят.
Даже папиросный дым
извивается, как вопрос.
Двери хотят меня проглотить,
ноги спичек
такие длинные и голодные.
Чашки кофе
презрительно кривят свои бледные
губы.
16
Поезд
вколачивает свой жесткий ритм
в мою кровь.
Не о людях эта песня,
не о Боге или любви —
она о железе
и из железа.
17
Склады досок жмутся ближе друг к другу,
каждая соломинка кокетничает с ветром,
галоп заборов
вслед за канавами,
так что чахоточно-бледное небо
каждый вечер
краснеет.
18
Крутит тьма,
полосы света, тени
в наши окна:
хотите с нами?
Разве вы не видите:
дома присели
для прыжка,
дороги готовы вскочить,
бросить об землю постовые фонари.
Телефонные провода
мечутся туда и сюда,
ловя звезды!
Хотите с нами?
19
Гора у Фридриксберга:
Рана через все лицо,
Истекая кровью
Под ножами локомотивных свистков.
20
Далеко в Tolo
Афиша автомобильных шин,
лучших в этом году.
Каждое утро,
когда я дожидаюсь трамвая,
я стою благоговейно, тихо
перед ее
гордым, приказывающим:
купи!
Возвращенное имя
— Что же — роман выйдет по-русски?
— Да.
— Подумать только — почта век спустя…
Из разговора с Германом Парландом,
младшим братом автора этой книги.
Хельсинки. 2006
Литература начала двадцатого века исследована столь тщательно, что открытие новых имен, причем имен первого ряда, кажется просто невозможным. И все же читателям этой книги предстоит стать участниками именно такого открытия.
Генри Парланд — финский модернист, родными языками которого были немецкий и русский, но который писал по-шведски, декларируя, что подражает французским образцам. Даже это короткое перечисление таит в себе множество загадок. А если добавить, что за свою короткую жизнь — всего двадцать два года! — Парланд успел издать сборник стихов, высоко оцененных поэтами-современниками, написать десятки рассказов, один из которых был напечатан в сборнике «Четырнадцать лучших студенческих рассказов, победивших в конкурсе еженедельника „Бонниерс“», опубликовать многочисленные статьи и эссе о литературе, в том числе и русской, кино, театре, балете и даже автомобилях (увлечение молодости!) и, наконец, написать прославивший его роман, то нельзя не восхититься удивительной одаренностью этого человека.
Перед нами тот редкий случай, когда биография писателя не менее интересна, чем его творчество.
«Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые» — эта известная цитата стала почти банальностью, но в отношении Генри Парланда она вновь приобретает свою емкую значимость, без натяжки и рисовки: ему действительно выпало жить в «роковое» время, но в отличие от многих и многих, наделенных тем же жребием, он воспринял это именно как «блаженство» — возможность наблюдать перемены, фиксировать их и преображать в литературные произведения.
Генри Парланд родился 29 июля 1908 года в Выборге. Он был старшим из четырех сыновей в семье инженера Освальда Парланда. Отец писателя происходил из англо-немецкого рода, а его мать, в девичестве Мария Сеземан, была прибалтийской немкой. Оба выросли в Петербурге и в детстве учились в знаменитой гимназии Мея. В семье говорили по-немецки и по-русски. Освальд Парланд занимался строительством мостов и дорог, семья какое-то время жила в Петербурге и Киеве, а потом перебралась под Выборг, в местечко Тиккала, где их и застала революция. В 1918 году, когда по ленинскому декрету Финляндии было предоставлено право на самоопределение и отделение от России, юному Генри было всего десять лет. Не он сменил страну проживания, а граница, переместившись, перенесла Парландов в иное государство — Финляндию, где всем им, по крайней мере на первых порах, предстояло изведать судьбу чужаков-переселенцев. Парланды обосновались недалеко от Хельсинки, в Гранкюлле.
