— Все может быть.
— А точно на запад?
— Солнце было передо мной.
— Так не бывает. Если вы пошли утром, то сначала оно было у вас за спиной, к тому же одна нога всегда делает шаг больше, так что легко можно идти не по прямой.
— Вы правы. Не знаю, как по поводу шага, но солнце было сначала за спиной, а потом передо мной, также учитывал, что с южной стороны лишайник и ветки на деревьях гуще. Но ясно, что строго по прямой идти не мог.
— Не плохо для журналиста.
— Я учился в школе, и мы ходили в походы с ночевкой.
— И что до сих пор ходите, раз так хорошо помните приметы?
— Помню. Итак, примерно двадцать километров на восток, затем на север, километра два. Получается, — я взял со стола линейку отмерил двадцать сантиметров по карте на восток, и два сантиметра на север. — Примерно здесь, — ткнул я пальцем в место, где не было обозначено никакого населенного пункта, а лишь лес.
— Понятно. Лес и ничего.
— Это ваша карта, если я возьму обычную, то думаю, что ваша база на ней тоже не будет отмечена.
— Хорошо, а откуда вы приехали к тому месту?
Я стал просматривать карту и увидел знакомое название.
— Вот. Я приехал отсюда.
— Дороги к месту, где вас встретили, нет.
— Но это по вашей карте, — возразил я, — а мало ли в лесу неизвестных дорог.
Майор еще раз посмотрел на карту, свернул ее и убрал в стол.
— Хорошо, сейчас вам дадут бумагу, ручку, напишите, все, что говорили.
— Не выйдет. Я журналист и знаю силу печатного и рукописного слова. Если вы записываете наш разговор — ваше дело. Я благодарен вам за помощь, но писать не буду. Написанное имеет силу документа. Я не знаю, чем это в последствии обернется для меня, и зачем это вам.
— Чтобы проверить ваши слова.
— Я не знаю, что за гипотезу вы пытаетесь раскрутить, пока она не примет реальные очертания, но она может и лопнуть, а бумага останется. Я не могу себе позволить жить вашими гипотезами обо мне. Запрос отправлен, и вам ответят, кто я. Надеюсь, я не заключенный?
— Нет, но подозрительно встретить гражданского человека в глухом лесу.
— Если бы я не хотел, то мог бы и не выходить к вашим солдатам.
— Это меня тоже интересует. Почему?
— Я хотел есть. А если серьезно, то здесь нет войны и вы не враги, поэтому рассчитывал на помощь.
— Это, смотря, что понимать под словом «война». Она есть везде и всегда — философски изрек он. — Вам, как и говорил, придется еще задержаться у нас.
— А можно получить газеты, посмотреть телевизор, размять ноги?
— Не все сразу, — усмехнулся он. — Вы для нас пока еще подозрительный тип, — и позвал солдата из коридора.
— Отведи под душ, дай другую одежду. Надеюсь, вам не очень дороги эти обноски, — указал он на порванные брюки.
— Да забирайте, если хотите, — великодушно ответил я.
Меня отвели под душ, выдали легкие хлопчатобумажные брюки, футболку, куртку. Ботинки оставили мои. Затем отвели назад в комнату, и вскоре принесли газеты, правда, двухдневной давности.
Оставшись один, я пролистал газеты, ясно, что в эти дни ничего не могло быть такого, что я не знал. Понятно, что меня, возможно, хватились и ищут. Стоп. А это надо будет сказать майору. Я уже несколько дней не даю о себе знать и должен был выйти на связь и вернуться. Сразу на поиски не бросятся, но в полицию заявят, хотя она не полезет в лес меня искать, а то, что меня видели в поселке, так уехал и сгинул. В лесах много кто может встретиться. Я мог нарваться на тех, кто не хотел, чтобы их видели. Лес он и есть лес. Мне ничего не оставалось делать, как ждать.
Я начал снова читать газеты, но более внимательно, чтобы занять себя, а потом заснул.
Майор встретил меня достаточно спокойно, несколько даже равнодушно, но в этом спокойствии я почувствовал напряженность. Он любезно предложил мне кофе, и когда условности были соблюдены, поведал:
— Мы навели о вас справки. Сделали запрос по инстанциям в штаб, а те далее в разные страны. Интересные факты выяснились. В отдельных случаях нами, или нашими партнерами, намечались операции, но непостижимым образом они иногда срывались или шли не по плану. Трудно было понять почему, но чувствовалось, что появлялся некто неизвестный, а после исчезал. Все проходило аккуратно, но эффектно, — и замолчал, глядя на меня.
Я, сделав заинтересованное лицо, молчал. Он не дождавшись проявления моего интереса, облаченного в слова, спросил:
— Вам не кажется это странным?
— Я о таких вещах не задумываюсь. Если вы ждете комментарии, то напрасно. Откуда я знаю, что и где вы делаете? Мне интересно знать об операциях спецслужб. Все что скрыто интересно, но и только. Я не любопытен. Как понимаю, вы подозреваете меня?
— До этого еще не дошло.
— Тогда зачем весь это рассказ о мифическом человеке?
— Для общего развития, что странные случайности возможны даже в лесу.
Я понимал, что он блефует, понятно, что навели справки, но увязать меня с операциями они явно не могли, а так, выстрел на удачу. Майор продолжал: — Еще она тонкость. Этому человеку сопутствует удача. Случайно ли это?
— Удача не бывает случайной. Чтобы быть удачливым надо много работать.
— Как вы?
— Я не трудоголик, и, к сожалению, не всегда удачлив, — развеял я его сомнения.
— Я бы так не сказал.
— Почему?
— Попасть в лесу в руки тайной базы и уйти оттуда — разве это не удача?
— Мне не известно, тайная ли это база. Это ваши выводы, не мои. Все остальное — это смекалка, умение оценивать ситуацию и правильно ее использовать.
— А вас не интересует, почему я вам об этом говорю?
— Рассчитываю, что будет продолжение.
— В местах, где были сложности в проведении операций, — появлялись вы.
— И что тайно появлялся и исчезал?
— Нет, просто уезжали. Но вывод напрашивается сам собой, при том, как, ни странно единственный.
— Вы военный человек и понимаете, что это частное доказательство, которому нельзя доверять, а уж тем более делать единственный вывод. Где я, там у вас проблемы.
— Послушайте, Марше, или кто вы там. Факты, пусть и косвенные, но это факты, а не иллюзии.
— Значит у меня не простая задача, сделать вас партнером по иллюзиям.
— Сомневаюсь, что у вас это получится.
