Паника — звериный бог без маски. Мое умытое и намазанное кремом лицо, под ним ужас, на который невозможно натянуть улыбку и лицемерие.
Петр меня баюкает.
— Ты справишься, не бойся.
— Что со мной?.. Я никогда… Что это было?
— Так бывает при беременности… Все пройдет.
— У меня есть только ты. — Сомнительный комплимент. — Мне приходится просить тебя звонить, заказывать какой-то дурацкий билет, записывать меня к гинекологу…
— Это наш ребенок.
— Но я-то взрослая…
Что это было? Разовая истерика? Может, все дело в завтрашнем дне? Я начинаю колебаться — делать ли обследование. Игла в живот — один процент выкидышей. Да еще этот укол из сыворотки против твоей крови, Малыш, — а вдруг моя кровь во время процедуры попадет в твою? Ребенок с конфликтом резус-фактора, дитя кровной битвы вампиров.
Добрая мама, трясущаяся над беспомощным Малышом, и мать-вырожденка в ожидании приговора. Ничего удивительного, что мне почти парализовало лицо: одна половина должна одержать верх, с криком прогнав другую. Я боюсь по-человечески (мать) и по-звериному (самка, загрызающая нежизнеспособный помет).
Уравнение, достойное осуждения:
99 процентов уверенности, что ребенок здоров + 1 процент страха перед абортом, мозговой патологией, расщеплением позвоночника, синдромом Дауна = 100-процентный ад.
День начинается неудачно. Открываю дверь и отступаю назад, напуганная агрессивным карканьем ворон. Вымазанные похоронной чернотой, расклевывающие падаль. Секунду назад я бросила на террасе завязанный пакет с мусором. Потревоженные вороны лениво кружат над головой, отгоняя меня горловым карканьем. Собирая раскиданные повсюду останки, я подумала о пожираемых крысами больничных отходах. Плод, летящий в мусорное ведро.
Разумеется, я несу полную чушь, но я не раз гадала по птицам: с какой стороны они прилетают, какие…
Голодные вороны осенью? Зимой пакеты с мусором могут лежать нетронутые по нескольку дней, прежде чем до них доберутся птицы. Или это они нажираются про запас, предчувствуя морозную зиму, или…
24 октября
Мрачная больница. Крепость, куда заточают зазевавшихся прохожих, схваченных на улице санитарами «скорой помощи». Или взятых прямо из дома — беспомощных, изнуренных болезнью. Мы входим, я все еще колеблюсь. Отделение гинекологии.
Ладно, посмотрю, как там и что… можно ведь отказаться в последний момент…
Медсестра приносит мою карточку. Крупная надпись: Rh+.
— Неправильно! — Я едва не срываюсь на крик. Ничего себе ошибочка… Халтурщики, как можно с такими иметь дело?! По их вине я могла бы остаться без сыворотки.
— Все правильно. Когда ты в последний раз проверяла группу крови? — Голос медсестры звучит уверенно.
— Тридцать шесть лет тому назад, в родильном отделении. В польской медицинской карте написали тогда Rh-, как у матери.
— Позже надо было проверить еще раз. Случается, что у детей, родившихся с конфликтом резус-фактора, спустя некоторое время резус меняется на положительный.
Так, может, и «А» сменилось на что-нибудь другое?
— На «АБ»? — подсказывает Петр, уверенный, что мы с ним одной крови. Новейшей, самой одухотворенной.
— Да нет, это уж навсегда.
Даже не верится… одной проблемой меньше — в крови. У нас нет конфликта! В эйфории я даже не замечаю, как раздеваюсь и укладываюсь под монитор УЗИ.
— Ты отдаешь себе отчет в том, что это риск — минимальный, но все же?.. — Медсестра намазывает мой живот «смазкой» — от ребер до «лонца». — Неделю не мыться, не иметь половых сношений.
— А шоколад можно? — Из всех удовольствий остается только одно.
— Конечно. После обследования лежи, слушай музыку и ешь конфеты. Бывают бели, кровотечение… если вдруг сильное, немедленно звони. — Она включает аппарат. Фильм о спиритическом сеансе:
Появляется белая мгла, в ней сгусток — человеческая фигурка. Пришелец из иных миров, избравший меня своим медиумом. Встряхивает косточками, выгибает позвоночник. Несмотря на то что виден скелетик, это никакой не танец смерти — это танец жизни. Такой живчик, червячок. Вытягивает ножки, и вдруг раз — кувырок через голову! Акробатика, гимнастика. Он чувствует, что на него смотрят. Играет с нами в прятки, шныряя по матке туда-сюда, выставляя на всеобщее обозрение то пятку, то попку.
Выпрямляет лапки. Руки? Трепещущие крылья! Два месяца тому назад заключенные в кокон, приклеенные к личинке, сотрясающейся от ударов сердечка. Я не чувствую толчков этого гарцующего призрака. Петр углядел многозначительный взмах лапкой в нашу сторону и шкодливую физиономию. Видно, проезжая по животу, датчик пощекотал и Малыша.
— Думаю… пятнадцатая неделя. — Медсестра заканчивает осмотр. — Очень живой ребенок, следовательно, хорошо развитый, здоровый…
… отказаться? Вытереться, натянуть трусы и сбежать? Здоровый…
Входит врач. Седая дама в очках.
— Бригитта, — представляется она и протягивает руку, пригвождая меня к кушетке.
Они обсуждают с медсестрой предлежание плода.
— Это хороший знак: Бригитта — моя патронесса. — Петр гладит меня по вспотевшему от страха лбу.
— Только смотри, чтобы они не укололи ребенка, обещаешь?! Следи за ними…
— Расслабься, я сама через это прошла. Не больно, честное слово. — Медсестра готовит иголку толщиной с волосок.
— Я могу закричать, — предупреждаю я.
— Никаких неконтролируемых движений, помни о ребенке.
Я стискиваю зубы, жду укола. «Пс-с» — отвратительное, сдавливающее ощущение, будто кто-то копается в твоих внутренностях.
— Она сделала прокол, — шепчет Петр. — Малыш далеко от иглы, он скорчился в уголке.
Такое ощущение, что меня проткнули, продырявили герметическую упаковку. Вместо воздуха брызгает мутная вода, ее собирают в пробирку. Я больше не выдержу. Сжимаю ногтями ладонь Петра.
— Все. — Бригитта заканчивает обследование.
На коже ни следа. Раненая, встаю, опираясь на Петушка. Каждый шаг — потрясение.
— Через две недели пришлем результаты… если что-то не так… из клиники позвонят раньше.
25 октября
Выкидыша не случилось, я не выронила ни капельки.
Сколько можно лежать? Короткая прогулка на берег озера под небом номер 0.17. Я поймала себя на том, что ищу на облаках пометки, как на баночках с краской для росписи по шелку: оттенки серого 0.16—0.18.
Собираются в дорогу пушистые канадские гуси. Они прилетели на озеро с севера. Распугали наших обычных, прилизанных гусынь. Пользуясь тем, что они тут транзитом, канадцы без зазрения совести обделывают мостки.
