Пробежав две мили, Сидни оказывается в конце пляжа и переходит на шаг. Падает на песок и усаживается со скрещенными ногами. Солнце садится заметно раньше, чем в июле, и уже начинают сгущаться сумерки. Сидни осознает, что за всеми этими наблюдениями прячутся размытые мысли о Джеффе. Несмотря на столь необычную историю семейной жизни, она никогда не изменяла своим мужчинам. Она также не вступала в отношения, в которых мужчина изменял бы своей жене или подруге. Она не претендует на то, что это всецело ее заслуга. Скорее так складывались обстоятельства. Но зарождающееся желание обладать мужчиной, почти обрученным с женщиной, с которой Сидни знакома… Несомненно, это достаточный повод для того, чтобы убежать в конец пляжа из дома, как если бы он полыхал огнем.
Впалый живот. Загорелые голени. Сидни вспоминает, как за обедом у нее появилось ощущение, что Джефф отсутствует, словно находится в другом месте, где ей тоже хотелось бы побывать. Она вспоминает об объединившей их панике, когда они метались по улицам поселка в поисках Джули. Джули, любимая сестра Джеффа, девушка, которая так нравится Сидни, могла попасть в беду. И Сидни вспоминает то, что их объединило физически, — мимолетное, но отчетливое прикосновение пальцев, жест, непринужденный до нереальности. Нереальный, но обжигающий. Сидни встает, понимая, что должна вернуться в дом, из которого только что убежала. У нее нет фонаря. Ей хочется пить. Интересно, Джефф тоже о ней сейчас думает? Вряд ли. Он сидит на заднем сиденье «ленд ровера», изучая профиль расположившейся на переднем сиденье Виктории, которая беседует с Беном.
«Эти пробки просто ужасны, — говорит Виктория. — Мне завтра вставать в пять утра».
Вернувшись в дом, Сидни направляется в розарий. Мистер Эдвардс склонился над розами, обрезая увядшие бутоны. Он так поглощен своим занятием, что не замечает ее присутствия, пока она не подает голос.
— Привет, — говорит Сидни.
От неожиданности мистер Эдвардс выпрямляется слишком быстро и хватается за поясницу. Он одет в старую фланелевую рубашку и брюки цвета хаки, испачканные на коленях.
— Привет, — отвечает он.
Розы изумительны. Тут есть красновато-коричневые розы, сиреневые, розовато-лиловые, розы цвета слоновой кости. Никаких привычно алых или вызывающе желтых роз. Хотя Сидни часто видела, как Джули и мистер Эдвардс работают вместе в саду, она никогда сюда не заходила. В центре сада стоит каменная скамья.
— Какие красивые, — говорит Сидни, наклоняясь, чтобы понюхать нежный оранжево-розовый цветок.
— Спасибо. Иногда у меня не доходят до них руки.
— Я видела здесь и Джули.
— Кажется, ей нравится ухаживать за розами.
Сидни понимает, что мистер Эдвардс догадался: она пришла поговорить, а не просто заглянула по пути в дом. Он терпеливо ждет, не выпуская из рук секатора.
— Честно говоря, — произносит она, осторожно касаясь другого цветка, — меня немного беспокоит Джули.
— А что случилось? — мгновенно став серьезным, спрашивает он.
— У вас найдется минутка?
— Конечно, — говорит мистер Эдвардс, жестом приглашая ее присесть на каменную скамью.
Сидни опускается на один конец скамьи, мистер Эдвардс присаживается на противоположный. У него грязные руки, под ногти тоже набилась грязь.
— Я хотела бы говорить свободно и никого не подвести.
Мистер Эдвардс медленно кивает, не сводя глаз с ее лица.
— Вам это, может быть, и неизвестно, но вчера вечером Джули куда-то ходила. Она выскользнула из-за стола, и никто из нас не успел спросить, куда она собралась. Где-то без четверти одиннадцать мы с Джеффом отправились на поиски. Мы ее не нашли, но около полуночи она сама вернулась домой. — Сидни на мгновение замолкает. — Джули была пьяна. Очень пьяна. — Она опять замолкает. — Я бы сказала, опасно пьяна.
Мистер Эдвардс закрывает глаза.
— Она отказалась или просто не смогла рассказать, где была, — продолжает Сидни. — Ее тошнило, и я думаю, она вырвала большую часть выпитого. Но ей было плохо. Мы с Джеффом и Беном по очереди дежурили возле нее.
Мистер Эдвардс глубоко вздыхает.
— Я рассказываю вам это не для того, чтобы у Джули возникли проблемы. Я этого совсем не хочу. Но я думаю, кому-то следует поговорить с ней о том, что она должна сообщать нам… вам… куда она идет.
— Да.
— Мне известно, что она…
— Да, я знаю, что ты имеешь полное право волноваться. Все лето она почти ни с кем не общалась. Я отнесся к твоему приезду как к подарку судьбы. Это правда. Я был так рад, что теперь Джули будет не одна. Совершенно очевидно, что она тебя обожает.
— Ну, я тоже…
— Но у нее абсолютно нет жизненного опыта. Честно говоря, я думал, что нам об этом пока рано беспокоиться, но я был полным идиотом. Ей восемнадцать. Ты только взгляни на нее.
Сидни протягивает к нему руки ладонями вверх.
— Я беспокоюсь, потому что, мне кажется, Джули не способна за себя постоять, — медленно произносит она.
— Я с ней поговорю.
Сидни обращает внимание на то, что он не произносит: «Я попрошу Анну с ней поговорить».
— Может быть, она ничего не помнит, — говорит Сидни. — Или почти ничего.
— Она хорошая девочка. — Этот немолодой мужчина внезапно пытается совладать с эмоциями.
— Конечно, — быстро соглашается Сидни.
Наступает пауза, во время которой ни один из них не глядит на своего собеседника. Сидни кладет руки на колени и смотрит на розы. Мистер Эдвардс, похоже, изучает колючий кустарник, окаймляющий дом и сад. Сидни кажется неправильным уйти и оставить его одного. Но сидеть рядом с ним невыносимо.
— Розы такие красивые, — наконец нарушает молчание Сидни. Ее голос срывается.
— Ты правда так думаешь?
— Да, конечно.
— Дело в том, что розы, — начинает мистер Эдвардс, но затем, похоже, забывает, что он собирался сказать. — Дело в том, что розы…
— Вообще-то, — говорит Сидни, — я подумывала о том, чтобы взять Джули завтра с собой в Портсмут. Я хочу купить кое-что для рисования.
Мистер Эдвардс вопросительно смотрит на нее.
Она откашливается.
— У меня есть идея. Она очень одарена в… я не знаю, как это назвать… скажем, в искусстве композиции. Я решила купить ей карандаши, может быть, краски. Это не отразится на наших занятиях. Я просто…
Но мистер Эдвардс машет рукой, как бы давая понять, что занятия его волнуют меньше всего.
— Мне кажется, что у Джули могут быть определенные способности к рисованию, — продолжает Сидни. — Насколько я поняла, это у нее врожденное.
Мистер Эдвардс кивает и улыбается, но взгляд у него отсутствующий. Он по-прежнему размышляет над тем, что сказать дочери. Сидни ему не завидует.
