Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
– Ясно.
– Раз ясно, положи на каждый клапан руку и скажи про себя: «ЛОХ в пятый», а это – «ЛОХ в шестой». Ничего не трогай, не поворачивай. Только руку положил и так сказал. И пломбы не задень. Все клапаны опломбированы в закрытом положении.
– А зачем руку-то класть?
– Руку надо класть, чтоб ты привык. Чтоб внутри твоего тела созрело решение, и тогда в стрессовой ситуации ты будешь действовать как автомат. Тут каждый должен действовать как автомат. Иначе не выжить.
– Понятно.
Кашкин и Робертсон в выгородке кондиционирования. Кашкин:
– Все клапана, идущие в другой отсек, надо знать.
– Знаю, начштаба мне говорил. Про клапан выброса углекислого газа.
– Это хорошо, что он так говорил. Теперь закрой глаза и нащупай мне этот самый клапан. Вслепую.
– Зачем вслепую?
– Затем, что в отсеке может не быть электричества. Упадет аварийная защита реактора – пропало электричество.
– А аварийное освещение от батареи?
– Да! Включается аварийное освещение от батареи. Но, во-первых, оно освещает не так здорово – только проходы, а здесь ты в потемках будешь ползать, и, во-вторых, оно будет до тех пор, пока хватит на то батареи. А если ты неделю в темноте будешь сидеть?
– А что, такое бывает?
– Все бывает. Жить захочешь, и месяц просидишь.
– Так ведь воздуха же не хватит.
– Хватит. Для этого есть химическая регенерация. Одной такой баночки хватает на 64 человека-часа. А если правильно дышать – то и на большее время.
– А что значит «правильно дышать»?
– Без паники это значит. Тихо сидишь и через раз дышишь. Вскрыл баночку, снарядил ее, родную, в регенеративную установку и сам сел рядом. А еще в отсеке есть запасные патроны для ИПов – изолирующих противогазов.
– Это я знаю. Эдик меня включал.
– Надо не только знать, надо в руках держать, носить, и чуть чего – маска ИПа порвалась или вообще нет маски – носом в него уперся и дышишь. Понятно?
– Понятно.
– Тогда пошли к системе ВВД.
Кашкин и Робертсон у клапана ВВД в отсеке. Кашкин:
– Клапан подачи ВВД в отсек. Ты уже знаешь: бороться с поступлением забортной воды в отсек, ставя раздвижной упор, бесполезно. До дырки не доберешься. И потом, если пробило на глубине, то вода, поступающая в отсек под давлением, превращается в пар – ни черта не видно. Как спасаемся?
– Всплываем!
– Правильно. Лодка (если у нас наверху не война, конечно) всплывает в надводное положение, и тогда мы видим течь. Что делаем в этом случае?
– Даем воздух в отсек.
– Да. Даем воздух высокого давления в отсек. Повышаем давление выше забортного – на полкило и даже меньше, и вода перестает течь – воздух не дает. И что должны делать люди в отсеке?
– Устранять неисправность.
– Да, но под давлением они долго не могут находиться. Почему?
– Азотный наркоз!
– Азотный наркоз, а потом – кессонная болезнь, если сразу давление снять. Поэтому?
– Поэтому?
– Поэтому всю эту борьбу за живучесть надо вести, включившись в ИДА-59. Жуть, правда?
– Да!
– Вот поэтому определились, попытались устранить течь, не устранили, людей из отсека – вон, а сами на всех порах в базу. Понятно?
– Понятно.
– Но чаще всего неисправность устраняют.
– А люди?
– Выживают люди. Кто жить захочет, тот и выживет.
Кашкин и Робертсон на средней палубе пятого отсека. Мимо них пробегает Вознюшенко.
– Андрей! – хватает его Кашкин.
– А?
– Дашь Артюху, чтоб с Робертсоном занятие провел по люкам?
– По каким люкам?
– В первом и десятом. О том, как из лодки через них выходить.
– Потом! Сейчас Артюху не трогайте. Он на хер пошлет. У нас компрессоры все дохлые. Он трое суток не спал.
Андрюха убегает.
Из каюты появляется Сова.
– Кашкин!
– Я!
– Ну чего там?
– Работаем.
– Ну и как?
– Нормально.
– Ну-ка, давайте сюда.
Робертсон и Кашкин подходят к нему.
– Ты ему глаза завязывал?
– Нет еще.
– Так на, завяжи, – подает Кашкину белую повязку.
Тот завязывает Робертсону глаза.
– Раскрути его.
Раскручивают.
– Хватит.
Отпустили.
– Ну вот, Робертсон, ты в отсеке один. Дым в отсеке. А ПДУ у тебя в каюте. Забыл ты его, например. Ты зажмурил глаза, затаил дыхание, и у тебя есть минута, чтоб дойти до каюты и найти там свое ПДУ. Время пошло.
Робертсон шарит рукой по стенке и идет в сторону от каюты.
– Все. Умер. Снимай повязку.
Робертсон снимает повязку.
– Понятно, почему ты умер?
– Почему?
– Потому что идешь в сторону от каюты. Кашкин!
– Я!
– Тренировать!
– Есть!
– Лейтенант Робертсон должен знать свой отсек как маму родную. Днем, ночью, с глазами, без глаз. Понятно?
– Понятно!
– Вперед! Пусть все пощупает с отрытыми глазами, а потом – с завязанными. Снимаете повязку, и он опять щупает. И так шаг за шагом. Медленно. Не торопясь. Лодку надо знать всю. И чтоб я не слышал, что «мы ракетчики, нам это не надо, это пусть механики, маслопупы, а мы – боевые части «люкс», люксы, нам это ни к чему».
– Да никто так не говорит.
– Не только не говорит, но и не думает. Я с вас не слезу, пока он не будет по лодке ходить, как по дому родному, в темноте, в туалет, ночью, на ощупь, не натыкаясь на мебель.
– Ясно.
– Вперед, если ясно. И все отсеки. Но сначала родной, пятый.
– Понятно!
– Ну начинай все сначала, если вам все понятно.
И тут случается следующее: палуба уходит из-под ног – Савва, Кашкин, Робертсон падают носом вперед. Из «каштана»: «Аварийная тревога! Заклинка больших кормовых горизонтальных рулей на погружение!»
В это время в центральном посту все, кто стоял, тоже летят. Из штурманской рубки вылетают командир и начальник штаба. Начштаба не удерживается на ногах и падает, а командир успевает прыгнуть в центральный, выхватить у падающего старпома из рук журнал, дать этим журналом по голове боцману Степанычу, подскочить к командиру БЧ-5, который находится в ступоре, и заорать ему в ухо:
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
