Он начал с наружного осмотра тела, произнося комментарии в микрофон, висевший у него на шее. Пия повернулась к доске с рентгеновскими снимками. За свою профессиональную карьеру она видела их уже вполне достаточно для того, чтобы научиться распознавать с первого взгляда перелом кости. При падении с лестницы Рольф Гроссман сломал грудину, правую ключицу, правую кость таза, правое плечо и ребра с левой стороны, со второго по седьмое. Все эти травмы не угрожали жизни, как и ушиб затылка.
— Впрочем, — сказал Хеннинг, — на момент падения он находился в состоянии сильного опьянения. Как показал тест, в его крови содержалось 1,7 промилле алкоголя. Есть еще кое-что, что должно тебя заинтересовать. На теле погибшего найдены следы волокон ткани, которые в данный момент исследуются в лаборатории. Если нам повезет, на рваной перчатке обнаружатся отпечатки пальцев или чешуйки кожи, которые можно будет подвергнуть анализу ДНК.
Это звучало многообещающе.
Хеннинг и Ронни составляли идеальную, сыгранную команду. Они работали быстро и эффективно. Строго следуя протоколу, доктор Кирххоф сделал скальпелем точный разрез на коже головы и отвернул ее лоскут. С помощью вибрационной пилы вскрыл крышку черепной коробки, сделав круговой разрез, и снял ее.
Что происходило с Гроссманом, когда он падал с лестницы? О чем думал в течение тех нескольких секунд, когда понял, что его ожидает неминуемая смерть? Что чувствовал, умирая? Испытывал ли он боль?
По спине Пии побежали мурашки.
Проклятье, подумала она, черт подери, что за идиотские мысли? Обычно для нее не составляло труда соблюдать разумную дистанцию с тем, с чем ей приходилось сталкиваться на работе. Почему сейчас у нее это не получалось?
— Ого, — неожиданно произнес Хеннинг.
— Что такое? — спросила Пия.
— Он все равно не прожил бы долго. — Хеннинг взвесил сердце покойника на ладони и внимательно рассмотрел его. — Большое увеличение левой части и рубцы. — Он бросил сердце в металлический тазик. — А вот и причина сильного внутреннего кровотечения. Разрыв Aorta descendens.
— Наверное, он сильно ударился грудью, — предположила Пия. Преодолевая приступы тошноты, она старалась сосредоточиться на процедуре вскрытия, на голых фактах, которые бесстрастно констатировал Хеннинг, но тщетно. Ей с трудом удавалось сдерживать стремившиеся вверх по пищеводу остатки тостов с «Нутеллой», смешанных с желудочным соком.
Голос Хеннинга доносился до нее словно откуда-то издалека.
— Нет, думаю, дело не в этом. У него произошел инфаркт, и он упал с лестницы. Удары пришлись на правую часть тела. Об этом свидетельствуют переломы и кровоподтеки. Но потом, по всей вероятности, кто-то пытался реанимировать его. Переломы левых ребер и грудины, а также синяки на коже — типичные повреждения, сопутствующие процедуре реанимации, а в данном случае она привела еще и к разрыву аорты…
У Пии неожиданно подкосились ноги, и когда Хеннинг извлек из вскрытой брюшной полости печень, она, шатаясь из стороны в сторону, выбежала в коридор, дернула дверь туалетной комнаты и в последний момент успела к унитазу. Ее вырвало, и, откашлявшись, она безвольно опустилась на холодный пол. Слезы смешивались на лице с каплями холодного пота. Тело била крупная дрожь. У нее не было сил, чтобы подняться.
Кто-то наклонился над ней и спустил в унитазе воду. Пия сидела, привалившись к выложенной белой керамической плиткой стене и прикрыв ладонью рот.
— Что с тобой? — Хеннинг сидел перед ней на корточках и смотрел на нее с изумлением и озабоченностью.
— Я… я не знаю, — прошептала Пия. Ничего подобного с ней прежде не случалось. Ей было стыдно, и в то же время она испытывала облегчение по поводу того, что свидетелями ее позора стали только Хеннинг и Ронни, а не прокурор, который наверняка не стал бы держать язык за зубами.
— Ну, давай, поднимайся. — Хеннинг стянул перчатки, взял Пию под мышки и поставил на ноги. Она прислонилась к стене и улыбнулась подрагивавшими губами.
— Все в порядке. Спасибо. Не знаю, что со мной произошло.
— Тебе не стоит оставаться здесь, — сказал Хеннинг. — Мы скоро закончим. Чуть позже я пришлю тебе отчет.
— Ерунда, — возразила Пия. — Я чувствую себя уже вполне нормально.
Она подошла к раковине, включила холодную воду, подставила под струю сложенные вместе ладони, тщательно промыла лицо и вытерла его носовым платком. Неожиданно она поймала в зеркале взгляд улыбающегося Хеннинга.
— Ты смеешься надо мной, — произнесла Пия с обидой и раздражением. — Это просто подло.
— Нет-нет, что ты, я вовсе не смеюсь над тобой. — Он покачал головой. — Я просто подумал: моя Пия не изменяет себе. Любая другая женщина в первую очередь думала бы о своем макияже, а ты плещешь себе водой в лицо и ничего не боишься.
— Во-первых, я больше не твояПия, во-вторых, у меня нет макияжа. — Она повернулась к бывшему мужу. — И, в-третьих, я не хочу расхаживать со следами блевотины вокруг рта.
Улыбка сползла с лица Хеннинга. Он прикоснулся ладонью к ее щеке.
— Ты холодная, как лед.
— Вероятно, в подвале у меня замедлилось кровообращение. — Пия злилась на себя за свою слабость, за то, что потеряла контроль над собой. Хеннинг, сочувственно смотревший на нее, протянул руку и убрал с ее лба пряди волос. Пия отпрянула назад. Она не нуждалась в сочувствии, тем более со стороны бывшего мужа.
— Прекрати! — фыркнула она.
Хеннинг отдернул руку.
— Ну ладно, нужно продолжать работу, — сказал он. — Пошли, если ты действительно чувствуешь себя нормально.
— Да, конечно.
Пия дождалась, когда Хеннинг выйдет из туалетной комнаты, и посмотрелась в зеркало. Несмотря на загар, ее лицо выглядело бледным и болезненным. Она двадцать лет служила в полиции, из них десять в К-2, и наблюдала зрелища похуже, нежели труп Гроссмана. Почему обычная процедура вскрытия вызвала у нее такую реакцию? Никто не мог предположить, что это так на нее подействует, иначе ее, наверное, направили бы в службу психологической помощи!
— Возьми себя в руки, Пия, — произнесла она вслух, обращаясь к своему отражению в зеркале, затем повернулась, вышла в коридор и направилась обратно в секционный зал.
Он стоял на углу улицы, за высокой лавровишней, и терпеливо ждал, когда ее автомобиль выедет из ворот и повернет налево, в сторону города. Постояв для перестраховки еще пару минут, завел мотороллер и поехал домой. У него было не так много времени. Она ехала явно не в офис и не в город, о чем можно было судить по ее неформальному облачению. Возможно, отправилась за покупками и на строительный рынок, что делала почти ежедневно. Марк заглушил мотор, поставил мотороллер, взбежал вверх по лестнице и открыл дверь дома. Проходя мимо, он небрежно повесил свой шлем на крючок антикварной вешалки, которую она нашла в одном старом доме под снос и заботливо обновила в своей мастерской. К радости матери, на ней имелась толстая царапина. Реставрация старой мебели была ее последней страстью. Она просто помешалась на изъеденных червями ветхих предметах и относилась к ним как к живым существам. Больной человек. Но в глубине души он был рад этому, поскольку с тех пор, как мать стала возиться с этим деревянным хламом, она больше не приставала к нему по поводу школы. Дверь ее рабочего кабинета была открыта, и он сразу увидел, что лэптоп отсутствует.
