то кубок осушал до дна.
1...Живем своими жизнями...
Обитаем в реальности. Без розовых очков и заоблачных грез. Нет, не разучились мечтать, но планируем, осуществляем наши мечты в настоящем, не оставляя их на будущее. Спешим? Может быть... Живем своими жизнями. Ни я, ни она не ставим себя на место экранных героев или книжных персонажей. Можем сопереживать, волноваться – не больше... В отличие от большинства турок, мы спокойно относимся к «мыльным операм». Когда натыкаемся в телевизоре на очередной дизи[33], как правило, переключаем канал. Наигранные страсти, растянутые эпизоды, надуманные переживания не для нас. Однако во всем есть исключения – смотрели с Зейнеп один-единственный дизи. Каждый вечер спешили приготовить еду, усесться на диван, нажать пятую кнопку на пульте, настроившись на ATV[34]: начиналась новая серия «Aliye», самого душевного и чувственного сериала Турции. История жизни турчанки по имени Алие, которая, бросив состоятельного мужа-изменника Синана, начинает жизнь с нуля. Она убегает от надменного мещанства вместе с двумя маленькими детьми – Ардой и Айше... Казалось бы, банальная история. Подобных во всем мире случалось и случается тысячи. Но на Востоке, где права женщин сих пор ущемляются, столь правдиво показанная тема вызвала бурю эмоций...
Мы оба влюблены в Санем Челик — исполнительницу главной роли. Шатенка с сексуальной хрипотцой в голосе, грустными глазами, неимоверным шармом. У нее настолько многослойная красота, что мы с Зейнеп готовы разбирать ее в деталях, говорить о ней часами... Она не ревнует к Санем: «Мы же такие разные с ней... К тому же она не живет в Турции – вычитала в “Sabah”[35], что Челик переехала в Штаты. Так что мне не о чем волноваться...» Смеемся. Сдерживаюсь сказать, что любимая очень похожа на Санем Челик. Неспроста же я так полюбил Алие. У Зейнеп такой же разрез глаз, такие же чувственные губы, такой же обволакивающий взгляд. Но Зейнеп – мое настоящее, а Санем – лишь чудесная женщина с «голубого экрана»... Сейчас, когда уже «Алие» давно завершился, часто вспоминаем полюбившихся телегероев. Дениза, Мерич, Зелиш, Мехвибу, Рефию, Хасибе... Кто бы мог подумать, что турецкий сериал станет одним из кусочков пазла нашего счастливого настоящего?..
2...Отчаяние в счастье – это страх потерять с трудом найденное...
Отчаяние в счастье. Слышали о таком? Одна из побочных реакций воздушно-порхающего состояния. Проявляется, наверное, не у всех, но у многих. У меня, в частности. Отчаяние в счастье – это страх потерять с трудом найденное. Боязнь новой волны одиночества. Отчаяние в счастье – это не постоянно омрачающее его чувство страха. Отнюдь. Больше похоже на ощущение, когда в подушечку пальца вонзается мелкая заноза: сильно не беспокоит, но напоминает о себе неожиданными вспышками. Мое отчаяние в счастье – тревога потерять ее в толпах сумасшедших мегаполисов, среди растянутых разлук, ноябрьских туманов. Хочу постоянно держать ее за руку. Может, это мания? Нет. Гораздо проще. Когда слишком дорого платишь за что-либо, опасение потерять обретенное естественно. Оба заплатили за любовь годами разъедающего одиночества. Не слишком ли дорогая плата?..
Молчание – другой язык нашей любви. Она чаще проявляется в прикосновениях, нежели в словах. Наша любовь – беседы чувств. Обожаю слушать ее дыхание. Когда Зейнеп спит, я пристраиваюсь рядышком, подставляю ухо. Слушаю с закрытыми глазами. Оказывается, мы дышим в одинаковом ритме. Любовь – это дыхание в унисон. Если потоки дыхания расходятся, означает ли это, что чувства ослабели?..
* * *
Карманы ее курток, ветровок, пальто наполнены леденцами в красочных обертках. Когда мы идем быстрым шагом, слышно шуршание карманных запасов сластены. Предпочитает барбарисовые леденцы, в форме звездочек. «Если нападает грусть, съедаю два барбарисовых леденца. Жонглирую ими языком во рту, они весело стучат о зубы... Грусть сразу проходит. Попробуй и ты». Она полюбила барбарисовые леденцы после «Лолиты» Набокова. «Волосы у нее темно-русые, а губы красные, как облизанный барбарисовый леденец, причем нижняя очаровательно припухлая...» Зейнеп рассказывает, что у Набокова с детства была сильнейшая аллергия на барбарис. А сам он эти леденцы безумно любил, поэтому многим своим героям привил любовь к барбарискам...
У нее в гардеробе нет одежды темных тонов. Зейнеп, любительница летней поры, обожает вещи ярко-фруктовых оттенков: майки апельсиново-дынные, шорты кизиловые, юбки мандариновые, носочки брусничные. «Мишуня, откуда только у тебя тяга к темному? Неужели может быть комфортно в такой одежде? Да я бы скончалась от тоски! Вот, бери пример с меня. Привыкай. Стены в нашем будущем доме будут выкрашены в самые сумасшедшие цвета: прихожая будет малиновая, гостиная – оранжевая. С остальными комнатами пока не определилась, но ничего, время есть...» Начало следующей недели собираемся посвятить шопингу – она грозится совершить кардинальные изменения в моем облике. «Будем как два сумасшедших оптимиста. Нужно заряжать окружающих позитивом. Согласен, мишуня? Вот и готовься...» Развожу руками, киваю. Отказать ей совершенно невозможно...
* * *
120-минутное погружение в волшебный мир, раcцвеченный красками любви, искренности, надежды. Зачарованно наблюдали за прошлым великой Остен, восхищаясь ее женской силой, явленной вопреки диктату времени, чарующей улыбкой с потаенной в уголках губ грустью, пронизывающим взглядом, неподдельно чистым. Про себя молили создателей фильма подарить нам хеппи-энд, хотя знали, что ленту настоящего не перемотаешь в прошлое. Проникались переживаниями Джейн в безупречном исполнении Энн Хэттауэй, которая стала нам родной после «Дневника принцессы» и «Дьявол носит Прада». Нам не важно, что стамбульские кинокритики успели «пройтись» по «Becoming Jane», вышедшем в турецкий прокат под названием «Aşkın kitabı»[36]. Мы были просто счастливы заглянуть в глубину души нашей любимой англичанки и в очередной раз убедиться, что любовь неподвластна времени. Не важно, в какой стране, в каком веке живешь и на каком языке говоришь. Главное – ты любишь...
