— Да уж, змея точно не была видением,— с уверенностью ответил Конан.— Он понял, что проиграл, и предпочел убить тебя, лишь бы не отдать мне.
— О ком ты говоришь «он»? — спросила она неуверенно.
Жазмина вдруг вскрикнула, прижимаясь к Конану, и забыла о своем вопросе. Увидела лежащие у подножия лестницы трупы. Останки колдунов отнюдь не являли собой приятное зрелище: они съежились и почернели, а распахнувшиеся одеяния обнажили их ноги и руки, не имеющие ничего общего с человеческими. Жазмина побледнела и спрятала лицо на широкой груди Конана.
10
КОНАН И ЖАЗМИНА
Конан быстро пересек зал, еще одну комнату и добрался до двери, ведущей на галерею. Заметил, что пол здесь устлан мелкими блестящими осколками. Хрустальная плита, закрывавшая выход, рассыпалась. Киммериец припомнил оглушительный звон, с которым он разбил лежавший на алтаре шар, и догадался, что в тот момент рассыпались все хрустальные вещи в храме, и какое-то неясное, скрытое в подсознании ощущение подсказывало ему правду о печальной связи между Колдунами Черного Круга и золотыми плодами граната. Он ощутил, как по спине пробежали мурашки, и поспешил выбросить все из памяти.
Он вышел на галерею из зеленого нефрита и с облегчением глубоко вздохнул. Ему нужно еще преодолеть расщелину, но, по крайней мере, он уже мог видеть сверкающие на солнце белые вершины и огромные склоны, тонущие в море голубоватого тумана.
Иракзай лежал в том же месте, куда упал: бесформенное пятно на гладкой сверкающей поверхности. Спускаясь вниз крутой тропкой, Конан с удивлением взглянул на солнце, которое еще не миновало зенита, хотя ему казалось, что с момента, когда он вошел в замок Имш, прошли долгие часы.
Он осознавал острую необходимость спешки, им руководила не слепая паника, а инстинктивное чувство опасности. Он ничего не сказал Жазмине, а девушка казалась успокоенной, получив возможность склонить голову на его широкую грудь, чувствуя себя в безопасности в могучих объятиях. Конан на мгновение замер на краю расщелины и, нахмурив брови, глянул вниз. Переливающийся туман в пропасти не был розовым и искрящимся. Он стал мутным , серым и призрачным, как тень жизни в израненном человеке. Киммерийца посетила странная мысль, что колдовство чернокнижников связано с их личностью больше, чем игра актеров с жизнью обычных людей.
Но далеко внизу равнина по-прежнему блестела матовым серебром, а золотая полоса сверкала неугасимым блеском. Конан взвалил Жазмину на плечо, против чего она не возражала, и стал спускаться вниз. Быстро спустился по платформе и пробежал по отзывающемуся эхом дну распадка. Он был уверен, погони не миновать и единственный шанс уцелеть — как можно быстрее переправиться по узкой полосе, прежде чем раненый властелин подвергнет их какой-либо опасности.
Когда он взобрался на противоположную стену и встал на краю, то вздохнул с облегчением и поставил Жазмину на землю.
— Дальше ты можешь идти сама,— сказал он.— Дорога все время идет под уклон.
Девушка украдкой бросила взор на сверкающую пирамиду по ту сторону: замок Имш вздымался на фоне заснеженного склона как цитадель молчания и зла.
— Конан из Гхора, ты чародей, рал победил Черных Колдунов с Имша? — спросила Жазмина, когда они стали спускаться по тропе.
— Это все пояс, который дал Хемса перед смертью,— ответил киммериец, обнимая крепкой рукой талию девушки.— Да, я нашел его на дороге. Пояс необычный, я покажу тебе, когда придет время. Против некоторых заклятий он оказался бессилен, но очень мне помог, хотя добрый кинжал — самое лучшее заклятие.
— Но раз ты с помощью пояса победил властелина,— сказала Жазмина,— то почему не повезло с ним Хемсе?
Конан покачал головой:
— Кто знает? Хемса был слугой властелина, может, это и ослабило его силы. Надо мной он не имел такой власти, как над Хемсой. Но я бы не сказал, что я победил. Правда, он удрал, но я боюсь, мы с ним еще встретимся. Хочется, чтобы от его владений нас отделяло как можно большее расстояние.
Он обрадовался, найдя стреноженных коней у тамарисков, там, где их оставили. Быстро отвязал их, оседлал черного жеребца и посадил перед собой девушку. Остальные кони, набравшись сил на выпасе, дружно двинулись за ними.
— А что теперь? — спросила она,— В Афгулистан?
— Как бы не так! — грустно улыбнулся он,— Не знаю кто, возможно губернатор, убил семерых моих вождей. Глупцы афгулы думают, будто я причастен к этому, и, пока я не смогу доказать их ошибку, они будут преследовать меня, как раненого шакала.
А что со мной? Если вожди мертвы, я не нужна тебе больше в качестве заложницы. Ты убьешь меня в отместку за них?
Он окинул ее сверкающим взглядом и рассмеялся, услышав такое нелепое предположение.
— Едем к границе,— сказала она,— Там афгулы тебе угрожать не будут…
— Да, прямо на вендийскую виселицу.
— Но я королева Вендии,— напомнила она ему. В ее голосе на мгновение появились повелительные интонации.— Ты спас мне жизнь. Получишь награду.
Слова прозвучали не так, как она хотела, и лишь привели Конана в негодование.
— Прибереги свои сокровища для придворных лизоблюдов, княжна. Если ты госпожа равнин, то я — господин гор и не сделаю ни шагу к вендийской границе!
— Ты был бы там в безопасности…— заявила она с недоверием.
— А ты вновь стала бы Деви,— прервал он ее.— Нет, благодарю, предпочитаю тебя такой, какой вижу сейчас,— женщиной из плоти и крови, едущей со мной в седле.
— Но ведь ты не можешь меня задержать! — воскликнула она.— Не можешь…
— Подожди и убедишься! — бросил он горько.
— Но я заплатила бы тебе огромный выкуп.
— К демонам твой выкуп! — сказал он грубо, крепче сжимая ее гибкую талию.— Во всем королевстве Вендии не могло бы найтись ничего, что я желал бы так же, как тебя. Я украл тебя, рискуя жизнью, и, если твоя дворня желает вернуть королеву, пусть приезжают в Забар и отнимут силой.
— Но ведь у тебя нет людей! — выкрикнула она,— Тебя преследуют. Как ты защитишь себя, не говоря уже обо мне?
— Есть еще у меня друзья в горах,— ответил он,— Вождь куракчаев спрячет тебя в надежном месте, пока я не договорюсь с афгулами. Если они не захотят меня выслушать, то — клянусь Кромом! — поеду с тобой на север, к степным разбойникам. Прежде чем попасть на Восток, я был их вождем. Я сделаю тебя королевой Вольной Степи!
— Не хочу,— сопротивлялась она. — Ты не можешь меня заставить…
— Если эта идея так тебе неприятна,— сказал он,— почему ты так охотно подставляла свои губы для поцелуев?
— Даже королева может быть всего лишь женщиной,— шепнула она, покраснев.— Я — королева, я должна прежде всего жить интересами моего королевства. Не увози меня в чужие края. Возвращайся со мной в Вендию.
— А ты сделаешь меня своим королем? — спросил он с иронической улыбкой.
