Коминс, настроенный на обнаружение работающих пеленгаторов, пока помалкивал. Грабер переминался с ноги на ногу в четырех с половиной метрах впереди. Неуютно ему, но смотрит уверенно и холодно, словно на монитор в личном кабинете. Ничего, держит себя в руках. А ведь сегодня в «Новостях» передали, что останки его шефа — Силаева — пригодны к скринированию. И Грабер не может этого не знать.
Ронин шагнул навстречу, фиксируя малейшее движение противника, — пусть он и не пария, но и не совсем мягкотелый. И взгляд, взгляд такой нехороший, под стать рукам — белым и вялым, словно мучные черви.
Неужели он один пришел? Неужели нет у бывшего шефа безопасности под рукой еще пары-тройки костоломов взамен «скакнувшим» Алексу и Шпаку? Нет, скорее всего нет. А если и есть, то Грабер — первый кандидат на «скок».
Расстояние между ними сократилось до метра с небольшим. Можно и поговорить. Вообще-то ронин намеревался решить все вопросы быстро, но интуиция ему подсказывала, что отстричь голову бывшему начальнику еще успеется.
— Ну здравствуй, Бессон,
Ронин промолчал, похлопывая карандашом по ладони. «Здоровались уже, хватит. Да и какой смысл желать здоровья без пяти минут покойному? Никакого. Мертвые не болеют».
— Не чаял тебя опять увидеть. Очень рад, Бессон. Или как там тебя?..
— Проще все-таки Бессон, — сказал ронин, — Чем обязан? Прошу прощения — у меня времени в обрез.
— Хорошо. — Грабер кинул беглый взгляд на «Феррари» — Рунге с тобой?
«Торопится, бродяга. Несладко, поди, в бегах-то…»
— Рунге в надежном месте.
— А его кейс! Ты ведь его вскрыл, а, Бессон? «И дался им этот кейс. Неужто и впрямь настолько важен? Так не о чем беспокоиться — он в наших надежных руках».
— Допустим.
— А признайся-ка мне, Бессон, старика, часом, не хватил удар, когда он увидел, что в кейсе? Вернее — чего там нет?
Ронин не стал признаваться, что «удар» Рунге хватил чуть раньше — незадолго перед открытием кейса. Он понял, к чему клонит Грабер: то ценное, что должно было лежать в кейсе, на самом деле находится в другом месте — у него, у Грабера. Должно быть, та самая «недостающая деталь». Но Грабер может и блефовать — если догадался, почему при их отбытии со склада профессор оказался на тележке. И он ждет ответа.
Стоит, пожалуй, форсировать ситуацию. Сыграть крутого парня.
Ронин слегка повел карандашом, и тонкий, ослепительно красный луч прочертил на белом насте дымящуюся полосу. Перед самыми востроносыми ковбойскими полусапогами Грабера.
— Как ты думаешь, что мне сейчас мешает отрезать тебе голову, просканировать мозги и узнать все, что меня интересует?
Грабер поднял глаза от дымного росчерка у своих ног и, ухмыляясь левой стороной рта, постучал себя пальцем по виску. Жест выглядел оскорбительным намеком, но Грабер имел в виду другое:
— Блокада, Бессон. Кодированная психоблокада. Мой мозг ничего тебе не выдаст. Занимательно не это. Почему я не убрал тебя? Еще в институте, когда получил сведения о том, что ты за птица? Почему вместо того, чтобы еще тогда отрезать тебе голову и узнать все, что меня интересует, я сейчас веду с тобой переговоры? Ты еще не задал себе этот вопрос? А, Бессон?
— По той же причине, — обронил ронин, коснувшись своего виска. Он мог говорить правду. А мог и блефовать. Так что с Грабером они сейчас были на равных: каждый владел информацией, необходимой и недоступной другому.
— У нас действительно мало времени. — При этих словах Грабер посмотрел не на часы, а, как ни странно, с на ползущее к закату солнце. — Перейдем к делу. Ты мне нужен. Зачем именно — тебя пока не касается. — Ронин усмехнулся: он подозревал, зачем именно он с сейчас, может быть нужен — и не только Граберу. Сам он не был уверен в том, что ему нужен Грабер. Это еще требовало доказательств. Грабер тем временем продолен жал: — Рунге и аппаратуру можешь пока оставить при
себе. Тебя же, насколько я понимаю, должен интересовать «сердечник». О местонахождении которого известно только мне…
Уверенно излагает. Вот именно — «грузить» имеет смысл только уверенно. Может, и нет никакого «сердечника», просто матерый лис пытается кружным путем подобраться к аппаратуре. А может, есть. И подвел же ты меня, яйцеголовый, со своим ранением! Ладно, так и быть. Сколько там хрычу еще требуется на восстановление организма — 25-30 часов? Но очухается-то он наверняка пораньше. Ладно, старый лис, еще часов двадцать жизни ты себе выиграл".
Ронин вопросительно приподнял бровь.
— И что из этого следует?
— Что с этой минуты ты поступаешь в мое распоряжение.
Ронин не сдержал саркастической ухмылки. Опять в его распоряжение! Эк он ловко все повернул! А ведь только что был кандидатом на «скок»!
Еще мальчишкой на старой Земле Дик усвоил железный закон выбора вожака в маленькой стае: ты можешь сколько угодно шантажировать, ставить условия, угрожать, заноситься, гнуть пальцы, но командовать в группе все равно будет тот, кто сильнее. Сильнее не столько физически: в борьбе за власть физическая сила давала, разумеется, ряд дополнительных преимуществ, но не более того. Этими дополнительными преимуществами Грабер явно не обладал. И с законами маленькой стаи, противостоящей всему, что не она, в данном случае — всему миру, до сих пор не сталкивался. Зато явно считал себя прирожденным руководителем.
«Ну так и быть, пораспоряжайся. Пока».
Чем Грабер в данный момент уже вовсю и занимался, словно и не покидал своего кабинета в центре:
— Вопросов не задавать. Будешь выполнять работу, которая от тебя потребуется. Сейчас иди в свою машину: мы едем в Каширский район. Там и получишь первые инструкции.
Ронин кивнул:
— Должен предупредить, что я не один.
Грабер, вздернув брови, глянул в сторону его машины. Понимающе ухмыльнулся;
— Рунге?..
— Это само собой. И при нем еще врач.
— …Понимаю. Профессору немножко досталось в переделке?
— Совсем немножко. Но, учитывая его возраст… Грабер поморщился:
— Что ж… Пусть будет врач.
«А почему бы не поставить все на свои места?» — подумалось ронину, и он вновь постучал карандашом по ладони:
— Да, совсем забыл спросить вас, шеф… А почему бы мне и не отрезать вам кое-что другое. Ну скажем, в порядке разблокирования. Не голову. И повторить эту операцию, пока вы мне сами не соизволите сказать код деблокирования? Мне такой вариант представляется предпочтительным. Да и место здесь тихое. На моей родине есть такой здравый обычай — делают местную анестезию и медленно, на глазах у клиента отрезают ему какой-нибудь орган. Потом ждут, когда кончится наркоз. Потом просто ждут. Потом опять делают анестезию. Операцию повторяют нужное количество раз…
Грабер поперхнулся и побледнел — все ж таки сапиенс, хоть и из лисьей породы. Нахмурился, провел по волосам рукой. Ронин скептически наблюдал за его манипуляциями. Молчал, держал паузу. Потом подытожил:
