Скеллан кивнул.
— А что происходит, когда вожак умирает, и стая остается без лидера?
— Живые дерутся за первенство.
Теперь кивнул Маннфред.
— Они дерутся друг с другом, претенденты утверждают свое право господствовать силой и хитростью. Только некоторое не понимают, что иногда борьба требует скорее коварства, чем грубой силы. Следует помнить, что каждый волк потенциально смертельно опасен, даже щенок-сосунок. Охотясь, они кружат и кружат, выжидая момент для удара, и, когда жертва проявляет слабость, становятся свирепы и кровожадны. Они наваливаются разом, повергая добычу, и обдирают труп до костей. А бой за место вожака в любой стае еще жестче, и ошибка недопустима. Если слишком много самцов схлестнулось в драке за господство, стае может быть нанесен непоправимый урон.
— Ты так и поступаешь? Пользуешься не силой, а хитростью?
— В драке побеждает мощь рук, молодые олени скрещивают рога, и это все бравада, хвастовство и запугивание врага — войны так не выигрывают. Война — долгая игра, и побеждает в ней стратегия. Ответь-ка мне: зачем бороться со всеми моими братьями, Петером, Гансом, Фрицем и Конрадом, если достаточно уничтожить лишь одного из них? Остальные ослабят этого одного. Видишь ли, друг мой, иногда лучше отступить и наблюдать за чужой потасовкой, а потом, когда побежденные погибнут и исчезнут, вызвать на бой победителя. Правильно?
Скеллан не мог опровергнуть его логику.
— Все это имеет смысл. Значит, пока ты праздно сидишь тут, они сражаются за первенство, ни на секунду не догадываясь, что ты только и ждешь, держа нос по ветру, когда можно будет свергнуть победителя.
— Ну да, что-то вроде того.
— Выглядит именно так.
— Только я не собираюсь праздно ждать, держа нос по ветру, как ты изящно выразился. Есть вещи, которые мне нужно сделать, приготовления, требующие, чтобы я ненадолго удалился. Они, без сомнения, будут заняты ловлей собственных хвостов.
Маннфред порылся в своем мешке, вытащил замусоленный сверток и принялся распутывать завязки. Затем он осторожно откинул обертку, и под ней обнаружилась книга. Положив том на землю, вампир перевернул первую страницу.
Скеллан не смог прочесть грубых символов, нацарапанных поперек листа, — чернила выцвели, впитавшись в то, что создатель книги использовал когда-то вместо бумаги. Единственное, в чем Скеллан был уверен, — что это не пергамент.
Маннфред провел пальцем по каракулям, почти любовно погладив то, что казалось хвостом нарисованной посередине листа кометы.
— В ней заключена сила. Больше силы, чем дураки вроде Конрада или тупицы вроде Петера могли хотя бы подумать. Пока они чванятся и прихорашиваются, пытаясь произвести впечатление на потомков, мы будем учиться у давно ушедших. В этой книге и еще в девяти других таких же Влад нашел свою силу. Мудрость этой книги безмерна, ведь ее автор был гением. В ней — квинтэссенция силы. Ты и представить себе не можешь, Скеллан, блеска, данного этим страницам Темным Искусством. Этими словами, и только ими, Влад поднял из недр земли армию: словами, а не мечами. Словами.
— Ты воспользуешься ими?
— Я был бы идиотом, если бы не воспользовался, а я кто угодно, только не идиот. Но это только верхушка, как выступ айсберга. Заклинания — часть неведомой силы, скрытой под водой. Это дурманит, друг мой, и признаюсь, я хочу всего, но я не готов — пока не готов. Я исчерпаю себя, прежде чем посягну хотя бы на частицу силы.
— Тогда какая от этих чар польза? В твоих руках вся магия мира, а ты не можешь призвать ее.
— Я могу, я могу поднять огромное войско мертвецов, я могу разорить земли живых, превратить их в голую пустыню. С этой силой я могу вылепить мир по моей прихоти, но в процессе я потеряю себя. Великая сила влечет великую катастрофу. Я жажду власти, я борюсь с искушением захватить все, что есть у других, отомстить за наш род, стать бичом Империи. Язва точит мое небьющееся сердце. Моя жажда неутолима. Я могу уничтожить род людской. Я могу созвать непобедимую армию и стать во главе ее. Меня станут боготворить и бояться. Человеческие отбросы падут к моим ногам, и враги задрожат от моей мощи. Я хочу всего этого и больше — много больше. Я грежу об этом в разгар дня и мечтаю, когда тени тянутся к закату, я сплю, и сны мои так реальны, что я чувствую вкус власти. Этот мир мой, Скеллан, протяни руку — и возьми. В мечтах я владею всем. Я правлю.
Но я не дурак. Эта власть поглотит меня. Я пока не могу надеяться вместить ее, только не в нынешнем состоянии. Мудрец знает свои пределы и меряет ими свои амбиции. Мне мои известны. Я не могу тягаться с создателем этой книги или темной мудростью, переданной им. Пока нет, но я стану… стану…
— Я верю тебе, — сказал Скеллан и не соврал.
— И все же ты понятия не имеешь, что видишь перед собой. Вера слепа. Так вот, мой слепой друг, позволь открыть тебе глаза. Эти заклинания сотворены первым и величайшим некромантом, самим верховным владыкой мертвых. Теперь понимаешь?
— Нагаш, — с шипением процедил Скеллан сквозь стиснутые зубы имя эфемерное, как дыхание умирающего, растворяющееся в огне лихорадки.
— Нагаш, — согласился Маннфред. — С этой силой я мог бы править миром живущих, превращая его в землю мертвецов. С этой силой я стал бы непобедим. Однако с этой силой я обрек бы себя, отказался бы от того, что называю своей душой, и стал им. Я видел, как действует его магия, видел ловушки, сплетенные из чар, затягивающие читающего все глубже и глубже во тьму, в тот кромешный мрак, из которого уже не выбраться. Ради всей силы и власти мира я не принесу себя в жертву.
— У нас нет души. Мы пусты.
— Ты в это веришь? Ты чувствуешь себя пустым?
Скеллан не нашел ответа. Он снова поправил угли, размышляя. Сила отомстить, сила владеть Империей человеческих отбросов — вот она, перед ним, только руку протяни. Но рука не поднималась.
Как бы ему ни хотелось, он не мог принять дары, сулимые книгой.
— Тогда книга бесполезна, — проговорил он, тыча веткой в самое сердце пламени.
— Сегодня — да, но кто знает, что принесет завтра? Наши пути сейчас расходятся, но, не сомневаюсь, они сойдутся снова. В сумерках я покину тебя. — Он поднял руку, словно отсекая все возражения. — Я должен пойти по этой дороге один. Но мне понадобится твоя помощь. Мне нужны глаза и уши при дворе графа-вампира, чтобы, когда придет время, я мог потребовать то, что принадлежит мне по праву.
— Я буду твоим шпионом?
— Не только моим шпионом, а чем-то большим. Новому графу нужны друзья, и я хочу, чтобы ты стал одним из них. Хочу, чтобы ты с ним сблизился, сблизился настолько, чтобы лелеять его неуверенность и подстегивать его эгоизм. Мы охотились вместе, Скеллан. Я знаю тебя не хуже, чем собственных братьев. Сыграй на своих сильных сторонах, сделайся необходимым — и стая запляшет под твою дудку.
— А что помешает мне отвернуться от тебя, воспользоваться приобретенным влиянием, предать всех фон Карштайнов и самому завладеть стаей? Они знают меня. Мы вместе сражались. Они охотились со мной, но, кроме того, они боятся меня, потому что я лишен их слабостей.
