Другое дело, бойцы с волчьими хвостами на шлемах. Эти дрались, точно загнанные волки: умело, яростно, не отступая ни на шаг. О’Каймор, пригнувшись за носовым щитом и поощряя своих стрелков громкой руганью, видел, как падают его островитяне — двое-трое за каждого убитого тайонельца. При том что четверо врагов, обожженных пламенной струей, корчились на палубе, не в силах сопротивляться! Зато остальные — а их оставался еще десяток — рубили полуобнаженных кейтабцев тяжелыми длинными клинками и явно не собирались складывать оружие. Вытягивая шею, тидам попытался разглядеть, что творится на другом борту, где атаковали люди Ар’Чоги. Похоже, там схватка шла на мостках, и нападающие еше не поднялись на палубу — второй шеренге тайонельцев огня не досталось, так что они сохранили и свои щиты, и строй. И пробиться сквозь них было нелегко!
Да, подумал О’Каймор, если бы не жидкий огонь, оба его экипажа могли бы лечь под тайонельскими клинками! Недаром почти все Великие Очаги, громогласно объявляя огненное оружие варварским, втихомолку пытаются выведать состав огненной смеси. А чем лучше порох атлийцев? Правда, его придумали пять или шесть лет назад и пока что в бою не применяли… Но слухи, слухи!.. Хвала Паннар-Са, что у Кейтаба тоже есть свой секрет, как и у прочих! Ну, если уж говорить о сражениях и войне, то даже у голых пигмеев из Р’Рар-ды кое-что припасено — страшный яд, что убивает человека быстрее, чем он успевает воззвать к Шестерым. Пожалуй, об этой отраве тидам знал побольше, чем про порох или рогатых скакунов Мейтассы, ибо Великие Очаги охраняли свои тайны не в пример более ревностно, чем дикари, обитавшие в непроходимых джунглях по берегам Матери Вод.
Мореходы, последние остатки команды парусника, жались к мачтам, пытаясь спастись от стрел; тайонельцы с прежним рвением орудовали тяжелыми клинками. Им приходилось нелегко, но группа на корме успешно оборонялась, а те, что дрались с людьми Ар’Чоги, даже потеснили нападавших. Однако их оставалось слишком мало, и кейтабцы, воодушевленные мыслью о богатой добыче, наседали с упорством оголодавших акул. Наконец Хомда, взревев, всадил лезвия своей секиры в грудь одного из Детей Волка и отшвырнул концом древка другого; в прорыв за ним ринулось полтора десятка бойцов с кривыми клинками, ударив в тыл второй тайонельской шеренги. Сквозь толпу мечущихся на палубе фигур О’Каймор разглядел, как несколько врагов в сверкающих панцирях свалились в воду; разумеется, они либо пошли на дно, либо распростились с жизнью в акульих челюстях. Хомда, испуская оглушительные боевые кличи, повел свой отряд на корму, а люди с «Сирима» взошли наконец на палубу торговца. Два «каймана», поймавших добычу клыками железных крючьев, одолевали; от борта до борта струилась кровь, звенели клинки, и яростный вой кейтабцев заглушал стоны умирающих.
Через три четверти кольца от начала атаки тидам О’Каймор ступил на борт захваченного корабля. Тут уже никто не сопротивлялся; палуба была завалена мертвыми телами, несколько трупов свисали с рей, кучку же оставшихся в живых накамцев победители согнали к передней мачте, окружив частоколом дротиков. Что до тайонельских воинов, то их порубили всех, и сейчас люди тидама сдирали с них панцири, снимали шлемы и выкручивали из закостеневших пальцев оружие — эти клинки и доспехи из отличной стали в южных землях ценились весьма высоко. Бросив взгляд на Торо, О’Каймор заметил, что его помощник с десятком дюжих парней уже направляется к трапу, ведущему в трюмы. Сейчас наступал самый захватывающий момент — предстояло выяснить, сколь ценную добычу они отловили в морских волнах.
К тидаму, припадая на левую ногу, подошел Ар’Чога, покрытый потом и усталый; за ним широко шагал Хомда. На груди его багровела царапина от тайонельского клинка, протянувшаяся от плеча наискосок вниз; казалось, что красный дротик перечеркнул татуированных зеленых змей, прикончив из них добрую половину. Но Хомда чувствовал себя прекрасно и скалился во весь рот.
— Мой убивать тайонел в лесу, теперь резать на море, — сообщил он. — Убивать три, четыре… больше! — Со счетом у северянина дела обстояли неважно, и он, растопырив пальцы, потряс кистью перед лицом О’Каймора.
— Убери лапы, змеиный выкормыш, — буркнул тидам и повернулся к Ар’Чоге. Тот, в отличие от дикаря, выглядел озабоченным.
— Недешево нам досталась эта посудина, клянусь веслом и парусом! — Шкипер «Сирима» окинул палубу мрачным взглядом. — Я потерял человек сорок… сорок отличных гребцов и стрелков… Надеюсь, добыча окупит наши труды.
О’Каймор повел плотными плечами и нахмурился; в его экипаже убитых было не меньше. Эти тайонельцы дрались, как голодные волки над тушей быка!
— Скоро узнаем, — пробормотал он. — Торо с парнями пошел вниз.
Хомда хлопнул по мускулистой груди и принялся размазывать кровь. Его змеи из зеленых сделались бурыми, багровая влага покрыла ожерелье, собираясь каплями на кончиках медвежьих когтей.
— Добыча! — рявкнул дикарь, ткнув своей секирой в груду тайнельских панцирей. — Вот добыча! Хорошее железо! Дорогое!
— И приметное, — добавил Ар’Чога, неодобрительно оглядывая чеканные волчьи головы, украшавшие доспехи. — Продашь полсотни таких железок, и всюду пойдет молва, что мы пощипали Великий Очаг Тайонела… Нет, такие слухи нам ни к чему!
Тидам скосил глаза вниз, на собственный нагрудник, где сверкающим перламутром была выложена пальма под изогнувшейся волной, и хмыкнул, затем перевел взгляд на тайонельские доспехи. Волчьи головы… в самом деле, приметная штука… Он не любил оставлять следов — тем более что океан, великий могильщик, всегда был рядом. Однако расстаться с отличным товаром… с доспехами, тянувшими на сотню чейни каждый… Это было выше его сил!
— Может, сплавить их куда подальше… — в раздумье произнес О’Каймор. — Скажем, в Сиркул или в Сеннам…
Тут тидама прервали — явились трое воинов, доложивших, что в кормовой надстройке и внизу нет ни единой живой души, а среди мертвых тайонельцев потомков богов с зелеными глазами и светлой кожей не обнаружено. О’Каймор с облегчением перевел дух, но тут из палубного люка возникла приземистая фигура помощника, озиравшегося по сторонам с самым угрюмым видом.
— Обычный груз, мой господин, — отрапортовал Торо, приблизившись. — Не понимаю, к чему такая охрана… В носовом трюме — воск, горшки с медом и целебным медвежьим жиром, шкуры, немного пушнины. Кормовой вообще пуст! Там, видно, спали эти… — он кивнул в сторону мертвых тайонельцев. — Висят гамаки, еще вода в бочках, жратва, сундучок с серебром да какая-то забавная лодка, без весел и мачты… Вот не повезло, клянусь щупальцами Паннар-Са! За такую мелочь порублена чуть ли не сотня наших!
Не обращая внимания на сразу помрачневшее лицо Ар’Чоги, тидам потянул из-за пояса зрительную трубу, почесал острым краем затылок. Глаза его потемнели, ноздри широкого носа хищно зашевелились.
— Сундук, говоришь? С серебром? Сколько?
Тайонельские монеты весили вдвое больше, чем одиссарские и атлийские чейни и могли оказаться неплохой добычей. О’Каймор не сомневался, что Торо уже прикинул и количество, и качество серебра. Глаз у него был один, зато зоркости неимоверной, когда дело касалось монет, нефрита, яшмы или дорогих перьев, раковин и шкур.
