— Наконец-то я насытилась… — Глаза ее закрывались от усталости.
Он выгнул бровь, размышляя о гораздо более волнующих способах «насыщения».
Ее общество порождало в его мозгу массу интересных идей. Возможно, так происходило, потому что впервые за много лет он понятия не имел, что случится дальше, не имел никаких представлений и планов на ближайшие моменты, часы… ночь. Ведь существовало множество способов, которыми они могли развлечься.
Она вдруг задрожала и обхватила себя руками.
— Джулиан… — Она оборвала фразу, словно удивленная тем, как прозвучало его имя на ее губах.
Ни одна женщина не звала его просто по имени, за исключением членов его семьи. В этой комнате, где они собирались провести ночь, притворяясь мужем и женой, оно прозвучало необычайно интимно.
— Джулиан, когда вы станете относить вниз поднос, не захватите ли для меня еще одно одеяло? Угля в жаровне так мало…
Вообще-то он заметил в ногах кровати лишнее одеяло. Неужели она не обратила на него внимания? И почему бы не оставить поднос на столе до завтра, когда его заберет служанка?
Что-то заставило его молча кивнуть и поднять поднос. Ребекка одарила его ослепительной благодарной улыбкой. Выходя в коридор, он одной рукой держал поднос, а другой притворял за собой дверь. Затем он остановился и приложил ухо к щелке.
Она вроде бы расхаживала по комнате, потому что звук ее шагов не умолкал. Затем он услышал, как что-то заскрипело и что-то тяжелое потащили по полу.
Он поставил поднос на пол и, открыв дверь, обнаружил, что Ребекка стоит на стуле, протискивая в окно голову и плечи.
Глава 8
Ощутив на талии большие крепкие руки, Ребекка ахнула и попыталась брыкаться, но Джулиан увернулся от пинка и втащил ее обратно… К вящему ее унижению, ей пришлось проскользить по всему его телу. Она продолжала вырываться, и Джулиан наконец отпустил ее. Протянув руку над ее головой, он захлопнул ставни, а она в это время, пошатываясь, добралась до кровати и ухватилась за ее раму.
— Что все это значит? — требовательно спросил он. Она повернулась к нему лицом и уперлась руками в бока.
— Почему я должна вам доверять? Я сообщила вам, что покидаю Лондон, и вдруг меня стали преследовать какие-то мужчины… вы в том числе.
— По вашим словам, грабитель оказался в вашем экипаже еще около дома леди Терлоу. А я до этого понятия не имел, что вы уезжаете.
— Но вы заключили непристойное пари на мой счет. И вы видели на картине тот самый алмаз.
— И на вашей шее на балу… До того как я увидел картину, — мрачно заметил он.
Она настороженно прищурилась.
— Грабитель заявил, что его хозяин тоже видел эту драгоценность и тут, и там.
— Это могли видеть многие. Вы не можете обвинить меня в том, что я нанял кого-то вас терроризировать! — Возмущенный, он резко выпрямился, но это лишь напомнило Ребекке, какой он большой. Казалось, в его присутствии комната съеживалась… и кровать тоже. В грязной одежде, с всклокоченными волосами и щетиной на лице он выглядел просто опасным, а не цивилизованным джентльменом… графом.
— Почему бы мне вас не обвинять? — заявила она. — Я оставила вора в своем экипаже, и вдруг он объявляется на станции. Одновременно с вами!..
— Мы оба следовали за вами. Отдельно.
— Почему я должна вам верить? — с досадой повторила она. — Откуда мне знать правду?
Он глубоко вздохнул, явно пытаясь взять себя в руки. Она не имела доказательств… она его совсем не знала.
— Я расскажу сейчас то, что вам следует знать.
Это могло означать многое, но она предпочла не подчеркивать эту неопределенность.
— Пожалуйста, сделайте это.
Она думала, что он начнет расхаживать по комнате, чтобы разрядить свой гнев, но он неподвижно застыл на месте и начал говорить:
— Этот алмаз носит имя «Скандальная леди».
Она ожидала от него чего угодно, любых извинений, только не подобного рассказа.
— Вам известно его имя?
— Он принадлежал моему отцу. И его местонахождение не было известно на протяжении почти десяти лет. А потом я увидел его на вас на том балу.
Ребекка медленно опустилась на кровать.
— Вашему отцу?
Она не могла сообразить, какая связь существовала между картиной, художником Роджером Истфилдом и последним графом Паркхерстом.
Джулиан кивнул.
— Это был подарок моему отцу от индийского магараджи, посетившего Лондон. Отец служил его постоянным сопровождающим, официальным представителем короля.
— Когда я надела его на бал, то считала, что это поддельная безделушка… фальшивое украшение, — неловко промолвила она.
— Отец считал честью его принять, но когда магараджа умер, его наследники попытались доказать, что отец хитро выманил у старика фамильное сокровище.
Ребекка изумленно затаила дыхание. Джулиан стоял, уставившись на огонь, его брови были сдвинуты, серые глаза, казалось, видели прошлое. Она почувствовала его боль… старую внутреннюю муку, которую он таил ото всех. Теперь эта боль вышла на поверхность, но он продолжал с ней бороться. Джулиан был гордым человеком, и она могла себе представить, что его отец был таким же.
— Это, наверное, было ужасно для графа, — мягко произнесла она. — Что же случилось?
— Отец не согласился с их претензиями и сохранил драгоценность. Светское общество одинаково во все времена: сплетни длились недолго и вскоре забылись, особенно потому, что дело касалось индийцев, — саркастически пояснил он. — Но мой отец чувствовал себя униженным.
— Разумеется, — прошептала она.
— А потом, как раз накануне моего восемнадцатилетия, «Скандальная леди» была украдена. А затем мой отец умер.
Ребекка даже не пыталась скрыть свои сочувствие и симпатию, но граф на нее не смотрел. Она понимала, как ей повезло, что ее родители живы.
— Я унаследовал деньги с материнской стороны семьи, — продолжал Джулиан, — достаточно, чтобы сохранить наше имущество и начать все снова.
Ей хотелось спросить, что же произошло с их состоянием, но почувствовала, что сейчас не время этим интересоваться. Он говорил невозмутимым тоном, словно пересказывал историю, прочитанную в книжке, а не мучительные события, случившиеся с ним и его семьей.
Глаза его сузились… он вглядывался в прошлое…
— Но слухи о «Скандальной леди» не утихали. Люди говорили, что она вовсе не украдена, что либо я, либо мой отец продали ее и полученные деньги потратили на восстановление нашего благополучия.