– Господин, кого тебе оставить на ночь, девушку-пэри или красивого мальчика? – с поклоном поинтересовался слуга.
Раничев подавился слюной:
– А что, ты их с собой, что ли, привел?
– Ну да, – седобородый снова склонился. – По приказу великого эмира. – Он обернулся, и по его знаку оба служки сбросили с себя накидки, оставшись обнаженными до пояса, – тощий темноволосый мальчик лет двенадцати и смуглая кареглазка с длинными, выкрашенными хной волосами. На шее девушки поблескивало узкое серебряное ожерелье.
– А если я никого не выберу? – усмехнулся Иван.
Старик слуга сокрушенно поджал губы:
– Тогда эмир плохо подумает о тебе, а этих, – он кивнул на девчонку с мальчиком, – велит забить палками насмерть. Так их увести?
– Э-э-э, постой, постой, не торопись. Пожалуй, оставь девчонку. Парня, случайно, не казнят?
– Нет. Ведь ты же, мой господин, выбрал.
Мальчик быстро накинул на себя сброшенную хламиду и, поклонившись, вышел из шатра вместе со стариком, коему Иван торжественно вручил приготовленный список.
– Ну, – Раничев поднял накидку и с усмешкой набросил ее на смуглые плечи девчонки. – Вино будешь, пэри?
– Буду, – несмело улыбнулась та. Глазищи у нее неожиданно оказались большими, синими.
– Ну, тогда выпьем, – Иван плеснул вина. – Ты вот, из кубка, а я уж – из кувшина.
Выпив, закусили виноградом и дыней. Девушка осторожно потянулась рукой к дичи.
– Бери, бери, кушай, – хохотнул Раничев. – Звать-то тебя как?
– Как город – Мосул, – девушка почему-то вздохнула.
– Ты оттуда родом?
– Нет. Меня там купили. Родом я с севера. Можно еще мяса?
– Давай… Наедайся. С севера, говоришь? Что-то не похожа ты на степнянку.
– О нет, не из степей – я из Литвы, княжества. Мы на Ворскле-реке жили…
– Дальше можешь не рассказывать, – Иван перешел на русский. Как историк, он хорошо помнил знаменитую битву на Ворскле, когда под ударами мечей воинов покойного ныне Тимур-Кутлуга и Едигея пало великое множество литовских, южно-русских и татарских витязей союзных князей Витовта и Тохтамыша.
– Ты русин, багатур? – изумилась Мосул.
– А что, это такая редкость?
– В Орде – нет, а здесь – да. Московит иль из Княжества?
– Рязанин.
– Все равно – рада земляка встретить.
– Как, тянет на родину?
– Нисколько, – девушка качнула головой. – Я ж челядинкой была, у боярина – натерпелась. Обрадовалась, когда гулямы отрубили ему голову. Не осталось у меня никого в Княжестве, нечего мне там и делать.
– А здесь?
Мосул неожиданно улыбнулась:
– Накоплю денег – открою майхону.
– Так их же эмир запретил!
– Это он их у себя запретил – а на новых землях? Он ведь их обязательно завоюет, потом вернется к себе… Говорят, Смирна – веселый город.
– Синоп или Трапезунд – тоже ничего.
– Где это – Синоп?
– У самого Черного моря. Ну что, наелась, хозяйка майхоны?
– Наелась, спасибо… Ты надо мной не смейся, господин, я умная и обязательно добьюсь, если уж чего решила.
Раничев расхохотался:
– Вот что, умная, давай-ка спать. Завтра получу от эмира подарки – так и быть, одарю серебришком. В счет будущей майхоны.
Мосул звонко засмеялась. Неярко горел светильник – позолоченный, гератской работы. Иван отвернулся к атласной стене шатра и, засыпая, слушал, как где-то совсем рядом стрекочут цикады. Где-то далеко слышались крики ночной стражи – неясно, своей или багдадской – и все так же тихонько и грустно наигрывала зурна. Веки смежил сон, впрочем, окончательно заснуть Раничеву так и не дали. Кто-то – хм – кто-то? – мягко перевернул его на спину, расстегивая халат.
– А, это ты, Мосул, – пытаясь отвернуться, спросонья буркнул Иван. – Что, не спится?
– Зачем ты так говоришь, господин? – обиженно отозвалась девушка. – Посмотри, какое у меня гибкое и красивое тело, плоский живот, длинные ресницы. А грудь – потрогай, какие соски твердые. Ах, господин мой, неужто ты пожалел, что предпочел меня мальчику? Нет, не может такого быть… Ну, неужели я не красивая?
– Очень красивая, Мосул, – признался Раничев.
– Так в чем дело? Обними же меня скорее и…
Иван улыбнулся и крепко обнял прижавшуюся к нему деву. В конце концов – куда ему было деваться?
* * *
– Господин, ты обещал дать мне немного серебра, – лукаво улыбнувшись, напомнила утром Мосул.
– Обещал – дам, – со смехом кивнул Иван. – Ух! – он ущипнул девушку за пупок. – Всю-то ноченьку мне спать не давала.
Вообще-то, судя по накалившему шатер солнцу, пора было бы и явиться посланцу эмира с серебром, золотом, тканями – дальше см. по списку. Он и явился – вчерашний седобородый старик. С поклоном положил перед Раничевым… старый, порядком потрескавшийся от копейных ударов, панцирь, такой же порядком затасканный, малость, поржавевший шлем…
Глава 7Июнь—июль 1401 г. Багдад. Штурм
Летописец утверждает, что Багдаду, названному «обителью мира», лучше было бы называться в этот день «обителью смерти и разрушений».
Гарольд Лэмб
Тамерлан
…и зазубренную саблю. Иван с недоумением посмотрел на все это «богатство». Вошел вчерашний усач с каким-то зеленоватым свертком в руке, кивнул, небрежным жестом выгнав слугу и девушку:
– Повелитель сам придумал, как тебе лучше уйти.
Раничев вопросительно поднял глаза:
– И как же?
– Скоро мы начнем штурм. Ты пойдешь с небольшим отрядом позади наших доблестных воинов, смешаешься с осажденными и бежишь.
– Легко сказать! – Раничев недоверчиво хмыкнул.
– Возьмете лодку и спуститесь вниз по реке, – с усмешкой продолжил усатый. – Там наплавной мост, за ним найдете еще одну лодку. Гулямы пропустят вас, только не снимай это, – развернув сверток он протянул Раничеву короткий травянисто-зеленый плащ. – Одевайся, мы скоро выступаем.
– В такую жару?! – изумился Иван.
И в самом деле, с позднего утра и за полдень здесь стояла самое настоящее пекло, и жизнь в обоих лагерях замирала. Воины Тимура прятались от палящих лучей в шатрах и развалинах, осажденные тоже уходили со стен, оставляя лишь немногочисленную стражу. Начинать штурм в самое пекло, когда солнце с такой силой раскалит доспехи, что, пожалуй, в них можно будет свариться? Безумие!
И тем не менее, выйдя из шатра вслед за своим провожатым и млея от нахлынувшего зноя, Раничев с удивлением увидел, что гулямы вовсе не прячутся в тени – наоборот, в полном вооружении в нетерпении сдерживают коней. Вообще, это было феерическое и в чем-то ирреальное зрелище: неисчислимые тысячи воинов в разноцветных плащах, ржание лошадей, сиянье доспехов, развевающиеся бунчуки на длинных копьях. Впереди, окруженные угрюмыми осадными башнями, высились стены Багдада. Местами в них уже зияли многочисленные провалы – саперы Тимура знали свое дело туго: провели несколько подкопов, и тяжелая кладка осела, развалилась. Однако осажденные тоже не были дураками – за разрушенной стеной виднелась еще одна, внутренняя, и при первой же попытке штурма оттуда, навстречу гулямам покатился огненный вал. Впрочем, сейчас там было затишье – жара. Бледно-синее, похожее на старые линялые джинсы, небо дышало зноем. Тихо было кругом – все живое попряталось.
