Да, теперь Одри сожалела о сказанном. Но поезд уже ушел. Вылетевшее слово не поймаешь. Пить надо было меньше, упрекнула себя девушка.
Прошло еще несколько дней; наступила пятница, и Одри приехала к Эллис. Когда они после ужина занялись мытьем посуды, девочка сказала:
— Вчера звонил папа.
— Да? И как он там, в Лондоне?
Джон почти ежедневно звонил и ей в офис или присылал телеграммы, но все их контакты носили сугубо деловой характер.
— Он возвращается завтра утром. — Эллис вся так и просияла от радости. — Сказал, что купил мне какую-то вещичку, но не сказал, какую.
— Гм-м… — Одри ополоснула последнюю тарелку и отжала мыльную губку. Через десять минут должна будет подойти Алберта, чтобы подменить ее. — У тебя запланировано что-нибудь на завтрашний вечер? Может быть, папа с дочкой захотят где-нибудь уединиться, поужинать вместе, а заодно и поговорить без всяких свидетелей?
— Папа с дочкой… поужинать вместе… поговорить? — Девочка посмотрела на нее такими умными глазами, словно ей было не восемь лет, а гораздо больше.
— Конечно. Между родителями и детьми бывают и такие отношения.
— Да, но когда речь заходит о чем-то таком, мой папочка становится… — На несколько секунд она замолчала, подыскивая нужное слово для характеристики отца. — Слишком рассеянным.
— И все-таки, мне кажется, вы могли бы провести вечер вдвоем, — продолжала мягко настаивать девушка. И у нее была причина для такой настойчивости: вследствие обстоятельств, не подвластных ее контролю, ей не хотелось идти завтра на запланированный ужин с Джоном (об их вылазке в джаз-клуб он напомнил ей по телефону сегодня утром), и она надеялась, что вместо нее с ним встретится Эллис. Поэтому Одри старалась уговорить девочку провести субботний вечер с отцом. — Завтра с утра вы с Албертой могли бы пройтись по магазинам, закупить продукты, которые любит отец, потом приготовить для него какое-то особое блюдо…
Но Одри не закончила фразу, потому что ее увещевательный монолог прервался твердым детским голосом:
— Нет смысла что-то готовить для него дома. — Эллис искоса взглянула на приходящую няню. — Разве вы не собираетесь идти завтра с моим отцом на ужин? Ведь вы договорились об этом еще до его поездки в Англию.
— Ах да! — Лицо Одри озарила лучезарная улыбка, которая наверняка могла бы затмить даже стоваттную лампочку. — Я совсем забыла! — солгала она.
— Как это вы могли забыть?
— Очень просто. — Одри сказала это таким тоном, будто забывать об условленных ужинах давно уже стало для нее привычным делом.
— Вы приготовили свое маленькое черное платье?
— А как ты узнала, что у меня есть такое платье? — полюбопытствовала девушка и, уперев руки в бедра, с прищуром посмотрела на маленькую собеседницу.
— О, о нем вчера упомянул папа, когда звонил из Лондона. — Девочка хмыкнула и удивленно взглянула на Одри. — Он надеется, что вы не забыли о назначенной встрече, и ему до смерти хочется поскорее увидеть ваше черненькое платьице. Лично я не могу даже представить вас в таком одеянии.
Моей подопечной явно не хватает дипломатического воспитания, разочарованно подумала приходящая няня.
— И папа тоже не представляет вас в этом платье, — с безжалостной откровенностью продолжала говорить Эллис. — Ведь вы всегда носите такие нелепые, скучные костюмы.
— Вовсе не нелепые! — Одри не выдержала и расхохоталась. — Если бы они были нелепыми, то не казались бы скучными. Но подожди еще годочков десять-пятнадцать, моя девочка, и если тебе самой придется столкнуться с необходимостью работать, ты тоже, как и многие другие женщины, обнаружишь, что возможности твоего гардероба не беспредельны.
— А как выглядит это ваше черное платье?
— Оно очень маленькое, миниатюрное… Э-э, одним словом, маленькое — это главная его характеристика.
По сути дела, это было самое миниатюрное, самое тесное платье из всех, какие она имела за всю свою жизнь. Продавщица скромного магазинчика на Манхэттене, где Одри заприметила и сразу примерила это платье, сказала, что сидит оно на ней великолепно и выглядит она в нем сексуально и блистательно. На седьмой день бесплодных поисков отчаявшаяся секретарша из «Моррисон энд кампани» опять заглянула в тот же скромный магазинчик, вновь выслушала восторженное песнопение продавщицы насчет того же миниатюрного платья, которое было сшито «как специально для вашей элегантной фигуры», и пошла ва-банк — купила дорогую обновку.
— Значит, вы купили это платье для работы? — спросила Эллис и с удивлением заметила, как ее наставница почему-то вдруг густо покраснела.
— Да. Для работы, — ответила Одри и с горечью подумала, что вряд ли у нее когда-нибудь появится возможность приобретать дорогие вещи еще и для повседневного использования.
— А я сначала думала, что это платье для выходных дней.
— Нет, Эллис, не совсем для… выходных.
— Потому что я бы не возражала, если бы и для выходных, — неожиданно затараторила девочка. — Я имею в виду… вы даже в этих своих нелепых рабочих костюмах все равно выглядите нарядно. Совсем не так, как, например, выглядела девушка, которую папа недавно приводил в дом, чтобы представить мне. Она была просто ужасная.
— Ты хочешь сказать, некрасивая? — Одри сосредоточилась, взяла себя в руки: ей ни в коем случае не следовало даже пытаться выуживать из ребенка информацию, которая ее никак не касалась. — Может, у нее на лице была сыпь?
— Нет, нет, Клара — красивая девушка, но… вы знаете…
— Занудная?
— Слишком заумная и самоуверенная.
Красивая, умная и уверенная в себе, мысленно подправила Одри слова девочки, которыми та описала незнакомую женщину. Очевидно, эта Клара была одной из последних в нескончаемой веренице любовниц или просто залетных подружек Джона. Что ж, у каждого человека своя река жизни, и ее течение никому не дано повернуть вспять.
И все-таки она невыносимо ревновала. Ей вдруг захотелось разорвать эту вереницу любовниц. И повернуть его реку вспять. А точнее — к себе.
На следующий день в половине восьмого вечера, когда до приезда Джона оставалось пятнадцать минут, Одри совсем не ощущала себя красивой, умной и самоуверенной. Но она прилагала максимум стараний, чтобы настроить себя в этот вечер на спокойный, доброжелательный лад и не говорить при нем никаких лишних, а тем более глупых слов. Девушка сидела перед зеркалом как на иголках. То и дело поглядывая на часы, она наносила на лицо последние штрихи грима и нервно ожидала звонка домофона.
Платье, в котором она, по уверениям продавщицы, выглядела очень сексуальной, облегало ее тело так плотно, что ей стало казаться, будто она обернула себя в самоклеящуюся пленку. И как только ее угораздило купить эту тряпку? Какой-то авантюрной торговке понадобилось всего десять минут, чтобы убедить ее сделать эту глупость. И вот результат: сосиска по имени Одри Эрроусмит, затянутая в черную пленку, которой к тому же не хватило, чтобы в достаточной степени прикрыть ее голые нога выше колен. Хорошо хоть была надежно прикрыта грудь. Зато на спине вырез у платья был настолько глубокий, что виднелось даже начало талии, и, конечно, при таком вырезе не могло быть и речи о том, чтобы надеть бюстгальтер.
