— Эти сандвичи явно приготовлены специально для вас, — заметил он. — Они такие маленькие, будто сами сидели на диете.
Мадлен рассмеялась, а официант, покраснев, поспешил ретироваться.
— Неужели вам настолько скучно, что вы решили присоединиться к компании скромных дам?
— Мать считает, что мне полезно иногда бывать в вашем обществе. Если она увидит, что я беседую с дамами, то будет упоминать о браке только пару раз в неделю, а не ежедневно. Вам бы тоже не мешало последовать моему примеру и начать общаться с мужчинами.
Его голос был весел, но глаза не улыбались.
— Светские рауты перестали казаться мне веселым развлечением, — ответила Мадлен.
— То же самое я могу сказать и о себе. Но что поделаешь? Кстати, в последнее время вы перестали заходить ко мне в кабинет. У вас ничего не случилось?
Прежде Мадлен иногда читала в кабинете. Эта привычка сохранилась с детства, когда она подолгу оставалась с дядей Эдвардом, спасаясь от ночных кошмаров. Но сейчас она неосознанно избегала кузена.
— Все в порядке, — сказала она. — Просто устала.
— Если что-то произойдет, пообещайте, что расскажете мне.
Она легонько кивнула, не имея сил лгать ему.
— Хорошо, тогда позвольте мне откланяться. Сегодня сбегу в «Уайтс»[15]. Буду там ужинать и с грустью вспоминать о здешних миниатюрных сандвичах.
Мадлен собиралась придумать достойную отповедь, но вдруг заметила, что за спиной Алекса, прислонившись к колонне, стоит мужчина. Это был Фергюсон. В черном с серебряным кантом сюртуке он напоминал безжалостного воина, который, скрестив руки на груди, замер в ожидании битвы. Он смотрел на нее в упор. Этого воина совершенно не беспокоили сплетники, старавшиеся не пропустить каждую его гримасу. Опомнившись, Мадлен улыбнулась шутке Алекса, но оторвать взгляд от Фергюсона так и не смогла. Все вокруг перестало существовать: на оркестр упала плотная пелена, яркие шелковые платья поблекли, стих гул голосов, она даже не почувствовала, как, прощаясь, Алекс поцеловал ей руку. Заметив, что с ней происходит что-то неладное, он легонько потряс ее за плечо.
— Вам нужно что-то съесть. Вы бледны как полотно.
Она отмахнулась:
— Я в порядке. Поезжайте в «Уайтс». Еще часок я продержусь.
— Давайте я отведу вас к Эмили, — он взял ее под руку.
Фергюсон не изменил позы.
— Это не он вас так напугал? — шепотом спросил Алекс.
Мадлен покачала головой. Скорее в ответ своим сомнениям, чем его вопросу. Фергюсон оттолкнулся от колонны и направился к ним. Алекс крепче сжал ее руку и увлек за собой. Обычно кузен вел себя гораздо спокойнее.
— Леди Мадлен, рад видеть вас! — Фергюсон поцеловал ей руку.
Даже этого формального жеста было достаточно, чтобы зажечь ее кровь. Она присела в глубоком реверансе, чувствуя себя совершенно покоренной.
— Солфорд, — продолжил он, обращаясь к Алексу, — вы не будете против, если я приглашу леди Мадлен на танец? Вы ведь всегда можете пообщаться с этой прекрасной дамой дома.
Алекс был недоволен, но отказать не посмел, тем более что Мадлен уже сделала шаг навстречу герцогу. Он развернулся и, не попрощавшись, зашагал к выходу. Мадлен подумала, что Алекс несправедлив к Фергюсону: он осуждал его за то, что произошло давным-давно. Но, когда Фергюсон вновь коснулся ее руки, все мысли о кузене моментально вылетели из ее головы. Прикоснувшись к нему, она почувствовала, как под тонкой гладкой тканью сюртука играют крепкие мышцы.
— Слава богу, я нашел вас, — прошептал он. — Сначала я вас не заметил и уже думал уйти отсюда.
— С вами все в порядке, ваша светлость? — спросила она.
— Не обращайтесь ко мне «ваша светлость», — сердито произнес он, но, заглянув ей в глаза, смягчил тон. — Простите, Мад, мне неприятно любое напоминание о титуле.
В его голосе прозвучала неподдельная грусть. Мадлен решила, что он относится к этому куда более серьезно, чем хочет показать.
— Я могу спросить, почему? — решилась произнести она.
Фергюсон взглядом указал на гостей.
— Не здесь. Я бы пригласил вас в сад, только сомневаюсь, что мы сможем улизнуть незамеченными.
Он был прав. Множество любопытных глаз следило за ними. Кто-то смотрел с завистью, кто-то — со злобой, а кто-то — с мрачной задумчивостью.
— Мы можем встретиться завтра?
— Пока не знаю, — с улыбкой ответил он. — Не переживайте, это всего лишь скучные семейные дела. Давайте танцевать. Эти гарпии в обличье светских особ готовы впиться в нас своими когтями, но прежде, думаю, мы можем позволить себе тур вальса.
И Фергюсон закружил ее в танце, который настолько захватил ее, что она позабыла даже о том, что голодна. Впервые за целый день Мадлен смогла расслабиться: в его руках она чувствовала себя в безопасности и наслаждалась ощущением его близости, словно он один мог защитить ее от всех напастей.
— Я хочу увидеть ваши волосы, — внезапно произнес Фергюсон.
— Что? — поразилась Мадлен.
Сказочное настроение мгновенно улетучилось.
— Ваши волосы. Я видел вас только в парике и в этом ужасном чепчике. Как вы думаете, я увижу ваши волосы во всем их великолепии?
Опасный вопрос!
— Думаю, правильно было бы ответить «нет, конечно же».
— Конечно же… — задумчиво повторил он. — Но, даже зная, что вы будете играть роль старой девы, я должен был увидеться с вами. Вы — единственная причина, по которой я здесь. Если бы не надежда увидеть вас, я бы остался в Ротвел Хаусе в одиночестве проклинать свою судьбу.
— Я польщена, ваша светлость, — холодно отозвалась она. Мадлен не хотела даже себе признаться в том, что она тоже пришла на бал в надежде увидеть его: — Но разумно ли это желание?
Фергюсон удивленно посмотрел на нее:
— Вы бы предпочли не встречаться со мной?
— Нет-нет! — поспешно сказала она. — Но когда мы танцуем на виду у этих сплетников, я начинаю нервничать. У меня никогда не было… подобной известности. И, учитывая нынешние трудности, я бы хотела избежать излишнего внимания.
— Значит, вы хотите просто держать меня при себе и использовать, когда вам будет угодно?
Теперь в его голосе звучала обида. Ему достаточно было снова заглянуть ей в глаза, чтобы услышать, что дело не в этом, совсем не в этом, но он упрямо смотрел поверх ее головы.
— Фергюсон, вы ошибаетесь. Я лишь забочусь о своей репутации.
— И какой вред вашей репутации может принести один танец с герцогом, причем у всех на виду, в ярко освещенном бальном зале?