Взгляд ее метнулся на громадные пальцы, потом опять перескочил на его лицо.
– Это займет некоторое время.
– Я никуда не спешу. – Он подождал, пока она скользнула за столик со своей стороны, и сам сел на скамью спиной к залу. – Позвольте угостить вас поздним ужином?
Крис покачала головой:
– Вполне достаточно кофе.
Мужчина поднял вверх палец, и официантка, пожилая седовласая женщина с пучком волос, туго стянутых в узел на затылке, подошла с блокнотиком к их столику. Щелкнув ручкой, она уткнула ее в бумагу.
– Ну, детки, что приглянулось?
– Два кофе и… – Он глянул на витрину с пирогами возле стойки.
Официантка нараспев произнесла:
– Есть с банановым, кокосовым кремом, черника с вишней, орех-пекан с яблоком, арахисовым маслом и…
– С арахисовым маслом, – перебил он ее. – Моя мать когда-то такие пекла. Сколько лет уже не пробовал. – Он бросил взгляд через стол: – Уверены, что не хотите чего-нибудь?
– Может быть, с арахисовым маслом я попробую. – Крис улыбнулась.
Она ждала, пока не смолкнет разговор. Опустив руку под стол, она сунула ее в лежавшую на коленях сумочку.
– Это вам, – сказала она, подвигая ему через стол конверт.
– Я не наемный киллер, – шепнул он, отодвигая конверт от себя. Рядом с их столиком к стене крепился музыкальный автомат, в котором крутились записи Роя Орбисона.[15]Звучали «Одни одинокие». Динамик гремел на всю катушку.
– Вам же надо на что-то жить. – Крис толкнула конверт обратно через стол, и тот застрял на полпути между ними, наткнувшись на что-то липкое. – Возьмите.
Мужчина оглядел ресторан. Хотя столики были пусты, у стойки появилась троица мужчин в джинсах и фланелевых ковбойках. Они подошли и расселись на высоких стульях. Все трое насквозь промокли. Пока мужчины сушили волосы и лица бумажными салфетками, официантка спешно налила им кофе.
Сидевший за столиком с Крис взял белый прямоугольник, опустил его к себе на колени и заглянул внутрь. Конверт был набит крупными купюрами.
– Это мои деньги. – Испугавшись, что прозвучало это довольно гнусно, она быстро добавила, придав голосу самое смиренное звучание: – Я копила. Муж об этих деньгах не знает. – Отпив кофе, она взглянула в ресторанное окно. Дождь смыл пешеходов с тротуаров, зато улицы были забиты машинами. Ряды легковушек и грузовиков остановились на светофоре Седьмой улицы. Зажегся зеленый свет, и машины покатили вперед, поднимая в лужах волны. Поставив чашечку на стол, Крис вновь перевела взгляд на сидевшего напротив мужчину.
Тот, барабаня пальцами по конверту, сказал:
– И все же я не очень понимаю, что, по-вашему, мне с этим делать.
– Тратьте их на ваши… – она подыскивала подходящее выражение и вспомнила, как называла это Анна, – ваши праведные цели.
– Что вам известно про мои траты? Мои цели? Что вам рассказала Анна?
«Ну вот и обделалась», – подумала Крис. Он сердится, что Анна так много ей наболтала. Она проигнорировала вопрос.
– Тогда положите деньги на блюдо для пожертвований. Пустите их на какое-нибудь доброе дело. Анна говорила, что вы делаете добрые дела.
Это вроде его устроило, и он спрятал конверт во внутренний карман блейзера, после чего взялся за вилку и ткнул в последний кусочек своего пирога.
– Скажите точно – зачем я здесь? Не затем же, чтобы служить ящиком для благотворительных пожертвований?
Крис прикусила верхнюю губу и перевела взгляд со стола на музыкальный автомат. Орбисон умолк. Теперь какая-то группа наяривала «Отель „Калифорния“». Она расстегнула две верхние пуговки форменного халата и отвернула ткань так, чтобы ему стал виден лиловый кровоподтек у нее на правой стороне груди чуть пониже ключицы. Мертвой фиалкой он впечатался в ее белую, как бумага, кожу.
– Он соображает, когда делает это. Бьет туда, где не будет видно. Лицо не трогает. Никогда не бьет слишком сильно, чтобы не сломать чего-нибудь. – Крис оторвала взгляд от музыкального автомата и посмотрела на собеседника. – Это не самый худший. Худшие показать не могу. На спине. На груди.
Бросив вилку, он вскинул руки ладонями вверх:
– Перестаньте.
– А после этого Ной заставляет меня принимать ванну с ледяной водой. Чтобы не распухало. И в наказание за то, что я плачу. Потом отправляет меня спать, чтобы самому уйти из дому. Наведывается к кому-то, я даже не знаю к кому. Он месяцами не спит со мной, а уж он-то точно из тех мужиков, кому это требуется постоянно. – Крис застегнулась. – Нашу дочь он не бьет. Во всяком случае, до сих пор не бил.
– Полиция?
– Они мне никогда не верили. Даже если бы поверили, ему бы ничего не сделали. Он не стоит у них на учете. Даже штрафа за стоянку в неположенном месте он никогда не платил. Говорит, что если его когда-нибудь прищучат, он меня потащит за собой, так устроит, что я больше никогда не увижу дочь. И он это может. У него есть деньги и адвокаты! – Она посмотрела на собеседника. – Анна говорила вам, кто он такой?
– Она всего только назвала мне ваше имя, – невозмутимо отозвался он. – Вы обо мне знаете больше, чем я о вас.
– Неправда. Я даже имени вашего не знаю. – Она умолкла, ожидая, что он назовет себя.
Мужчина вновь взял вилку, наколол на нее кусочек пирога.
– Ваш муж… – Он отправил кусочек в рот и принялся жевать.
– Он фармацевт, у которого серьезная беда с наркотиками. Это стало и моей бедой, и бедой для других людей, хотя они даже не знали об этом.
У ее собеседника между бровей пролегла бороздка. Положив вилку, он отодвинул пустую тарелочку в сторону.
– Что вы имеете в виду?
Набрав побольше воздуха, Крис принялась рассказывать:
– Начал Ной с того, что крал поступавшие товары у покупателей, таскал у людей таблетки. Те и не думали проверять, к тому же старики не так хорошо видят. Они ему доверяли. Доверяли ему свои жизни. А он стоял за прилавком, уже набравшись.
– Чего?
– Первой его любовью был кодеин. Потом он протопал весь путь на улет. Оксиконтин[16]стал одним из его любимчиков. – Она поднесла к губам чашку с кофе, сделала глоток и поставила чашку на стол. – Впрочем, он отошел от рецептурных лекарств и теперь залетел на еще более опасную высоту. Теперь он сам должен платить.
