предчувствия. Он вскочил с койки, и в эту же секунду в каюте вспыхнул свет электрического фонаря. В дверях стоял Накамура. Но еще до этого боцман обнаружил, что койка Головина пуста.
— Где Александр Павлович? — подскочив к Накамуре, встревоженно спросил он.
Японец с печальной улыбкой приложил палец к губам, и смутившийся боцман растерянно оглянулся. Не ошибка ли?
Штурман отсутствовал.
— Где Александр Павлович? — повторил он свой вопрос. — Куда его увели? О да! Я забыл — ты ведь не понимаешь русского языка. Штурман, — знаками объяснил он, — вот его койка. Где мой штурман?
Накамура утвердительно кивнул головой в знак того, что он понимает Бакуту.
— Русский, — промолвил он и указал рукой на потолок. — Русский… — И Накамура сделал руками несколько выразительных движений, изображая плывущего человека.
— Плывет!.. — вскричал догадавшийся боцман. — Наш штурман бежал!
Сирена. Японец вздрогнул. Потушив фонарь, он торопливо вложил в руку Бакуты листок бумаги и выскользнул из каюты. Бакута двинулся за ним, как вдруг раздался выстрел, и кто-то тяжело упал за дверями. В коридоре поднялась беготня. Заунывная сирена внезапно оборвалась, и Бакута, застыв на месте, инстинктивно скатал записку и засунул ее в шов своей тельняжки.
Сирена и шум разбудили Нину и Андрея.
— Штурмана нет, — поразился молодой матрос. — Боцман, куда он девался?
Бакута не успел ответить: распахнулась дверь, и в каюту влетел обезумевший от ярости Алендорф.
— Он бежал! — крикнул немец. — Вы ответите за него! Вы… вы… его сообщники!
В просвете распахнутой двери промелькнули фигуры угрюмых солдат. Осторожно пятясь, они несли труп Накамуры.
С диким, злобным криком Алендорф выбежал в коридор. Загромыхал засов, и все стихло. Бакута молчал, раздумывая над тем, что произошло. Он уже хотел рассказать товарищам об удивительном посещении Накамуры и о загадочной записке, как вдруг Андрей заговорил.
— Он бросил нас, — горестно и холодно произнес молодой моряк. — Он… убежал, спасая свою шкуру.
Нина испуганно кинулась к Андрею, но тот порывисто отстранил ее и подошел к боцману.
— Отчего вы молчите? Штурман бежал?
К ужасу Нины, привыкшей к дружбе матроса и боцмана, Андрей еще раз возмущенно и четко повторил:
— И вы прикрываете его! Он трус, ничтожный трус!
Боцман невозмутимо молчал. Но вот наконец он тихо, как будто вместо него говорил кто-то посторонний, неузнаваемым, безразличным голосом, словно не понимая Андрея, переспросил:
— О ком идет речь? Не понимаю: кто это — он?
— Кто он? Да штурман! Ваш штурман Головин!
— Почему мой? — еще тише проговорил Бакута. — Александр Павлович — наш штурман.
— Кто бы он ни был, но я не хочу его называть своим. Он не товарищ нам. Он бежал!..
— Полундра! На место! — гаркнул боцман, ударив кулаком по стене. — Нина, пока не поздно, спрячь под койку этого пискаря. За одно слово о нашем Александре Павловиче я у любого оторву ноги и выкину за борт!
Нина в отчаянии обхватила боцмана и усадила его на койку. Страх девушки повлиял на старого моряка, и, успокоившись, он презрительно бросил:
— Трусы те, кто хнычет и боится за свою шкуру. Если Александр Павлович ушел, так я, Иван Бакута, верю и говорю: так надо.
— Да, так надо, — решительно повторила за боцманом Нина. — Я тоже верю.
— Молодец, — одобрительно посмотрел на нее Бакута. — Как я вижу, некоторые из моряков напрасно носят штаны.
— Простите его, боцман, — опасливо шепнула Нина и громко сказала: — Не надо ссориться, товарищи. Нас было четверо. Судите сами: если бы появилась возможность бежать одному? Конечно, мы бы послали штурмана или боцмана.
— Так думаю и я, — подхватил Бакута, — и я бы в первую очередь послал штурмана.
— К чему же нам троим, близким людям, заводить ссоры? — продолжала Нина. — Вместе спасались в море, и здесь живем и надеемся на свободу только потому, что мы вместе. Как можно нам враждовать?
— Нина, — растроганно сказал боцман, — бери мою руку. Золотая у тебя голова. Клянусь душой, я хотел бы иметь такую дочку.
Разговор оборвался. За пленниками явился конвой из четырех солдат и одного офицера. В просторном, ярко освещенном круглом салоне, куда привели предварительно закованных в стальные наручники моряков, за черным лакированным, ничем не покрытым столом сидели трое японцев в полной парадной форме, с золотым шитьем и с орденами на груди. В центре, положив руки на стол, восседал тучный человек, вместе с Алендорфом встретивший наших друзей в первый день прибытия их на остров. С левого края, вытянувшись во весь рост, стоял Алендорф.
— Перед вами командование крейсера, — сказал морякам начальник конвоя, показывая на свисавшие с потолка флаги. — Вам предлагается подробнейшим образом осветить обстоятельства побега штурмана Головина.
Пленники молчали.
— Советские моряки, — жестко проговорил Алендорф, — я уполномочен предупредить вас: по военным законам, которые должны быть для вас священны, в случае отказа отвечать вы подвергаетесь смертной казни. Отвечайте, боцман Бакута! Отвечайте, матрос Мурашев!
— Не знаю, — пожал плечами Андрей. — Нам ничего неизвестно.
Алендорф перевел его слова судьям, и тучный японец, видимо командир крейсера, глазами указал на Нину.
— Фрейлен Нина, что вам известно? — спросил Алендорф.
— Ничего…
— Когда вашу каюту стал посещать Накамура?
— Намерены ли вы, боцман Бакута, что-либо разъяснить суду?
— Поговорить можно, — согласился боцман. — Если хотите, могу высказаться.
— Говорите. Старайтесь изъясняться короче.
— Хорошо, что предупредили, — заметил боцман, — иначе я могу говорить трое суток без еды. Так вот что вам скажет Бакута. Плаваю я с пятнадцати лет. Подсчитайте: выходит — плаваю без двух годов сорок лет. За свою жизнь я знал Романовых, князей, баронов, пароходчиков, адмиралов и генералов…
— Подсудимый Бакута, вы уклоняетесь от прямого ответа.
— Вовсе нет. Я только хочу узнать от вас, как вы думаете: если я не боялся самодержавия, стану ли я бояться этих…
— Остерегайтесь, подсудимый. Перед вами командир крейсера и высшие чины командного состава…
— Так я же и говорю, — удивился боцман, — я и вспоминаю про могущественных адмиралов, генералов, перед которыми я никогда не трусил.
— Как старому моряку, — прервал Алендорф, — вам бы следовало помнить, что именно ваших адмиралов и генералов разбили японцы.
— Нет, не японцы, — спокойно возразил
