чуть покровительственный, как обычно, а злобный, волчий. А в голосе была растерянность. Но он тут же рассмеялся.
– А так, у них дома рядом, у Вадика и Володьки. Друзья они и соседи, мы туда-сюда и ходили.
– Ну да… – протянула она, на всякий случай решив не упоминать про Макеевку. И про воскресенье.
И не задавать больше вопросов. Почему она так решила, и сама не смогла бы ответить.
Они свернули на свою улицу.
– Приехали! – сообщил муж удовлетворенно. – Еще пять минут – и будем дома!
И она подумала, что можно будет надолго уйти в ванную, запереться изнутри, а потом как-нибудь выдержать совместный ужин и правда пойти спать.
Но не тут-то было. При въезде во двор муж притормозил, потому что дорогу перегородил белый фургон, на котором было написано слово «Мебель». И название фирмы, и забавный рисунок: двое бойких мужичков в рабочей форме тащат огромный диван, на котором развалился сонный бегемот.
Двери фургона были открыты, и водитель курил рядом.
– Эй! – закричал муж, высунувшись в окно. – Убирай свой драндулет, дай проехать!
– Куда это я его уберу? – лениво отозвался водитель. – Счас ребята диван принесут, тогда и уберу.
– Какой еще диван? Убирай машину с дороги!
– Говорят тебе, диван заказчик вернуть хочет. Не тот привезли, цвет ему не понравился. Ну, клиент всегда прав…
– Долго они еще?
– Долго, – злорадно сообщил водитель. – Там пока возврат оформят, кучу бумаг подписать надо…
– Да что ж это такое! – Муж стукнул кулаками по рулю, в то время как сзади подъехала еще машина и начала сигналить.
Муж высунулся в окно и сорвал злость на водителе подъехавшей машины. Тот ответил в том же духе, завязалась перепалка, тогда она открыла дверцу.
– Ты куда? – обернулся муж.
– Я пойду, – бросила она, – чем зря тут сидеть, вашу ругань слушать. Надоело.
Она обошла фургон, прошла вдоль дома и открыла дверь в свой подъезд. Мимо тотчас пробежали двое подростков, хихикая и толкаясь. Ей не хотелось ни с кем ехать в лифте, поэтому она задержалась у почтовых ящиков.
И машинально открыла свой ящик, потому что там накопилось много рекламы, один листок уже торчал снаружи, как вываленный собачий язык. Обычно почтовый ящик открывал муж, он же оплачивал счета, но у нее на связке тоже был ключ.
На пол вывалился ворох бумажек – рекламные листовки, тонкая газета, квитанции, пара конвертов. Тоже небось реклама.
Она сгребла все это в кучу и сунула в сумку. Тут как раз подошел лифт. Дома она выложила бумаги на столик в прихожей и ушла в ванную. Муж явился через полчаса злой, как черт. Обругал курьера, который как раз доставил еду, обругал водителя фургона и собирался было обругать жену, которая попала под горячую руку.
Она ждала от него этого и приготовилась уже отвечать. Ей хотелось сбить с него это выражение приторной заботы и чтобы не называл больше малышом и не крутился ужом вокруг нее. И кофе чтобы в постель не приносил.
Но муж вдруг сжал зубы так, что заходили на щеках желваки, и промолчал. С едой все обстояло, как она и предполагала, так что пришлось ей выпить обычного чая с сухариком, муж все съел сам.
И очевидно, все же переел, потому что утром не стал завтракать и даже кофе ей не принес, чему она очень обрадовалась.
Как обычно, она навела скромный макияж и закрутила волосы в строгий узел на затылке. И выбрала другой брючный костюм, такой же деловой.
– Ты идешь? – Муж перебирал бумаги на столике. – Ага, квитанция на квартплату пришла.
– Все там… – Она открыла сумку в поисках губной помады и тут увидела конверт, который, очевидно, остался от вчерашней кучи бумаг в почтовом ящике. Она хотела отдать его мужу, но тут увидела на конверте свою фамилию – Ветлицкая. И инициалы. Мелькнула какая-то мысль о несоответствии.
– Больше ничего не было? – спросил муж.
– Нет, – сказала она, найдя под конвертом тюбик губной помады.
Она сама не знала, почему это сделала. Наверняка письмо – просто рекламный трюк. Они думают, что если прислать рекламу в конверте с адресом, то человек не удержится и откроет, сразу не выбросит. Но все же… ей никто не присылает писем.
– Ты идешь? – спросил муж. – Опоздаешь…
– Иду! – Она улыбнулась ему без насилия над собой. Хотела чмокнуть еще в щеку, но это был бы перебор.
На стоянке возле банка она увидела полицейскую машину с включенной мигалкой.
– Слушай, я тебя здесь высажу, – мрачно сказал муж, – на работу тороплюсь.
Она была только рада. И не стала уточнять, как же все-таки у него строится расписание дежурств. Если сутки через трое, то никак не получается. А впрочем, ее это не интересует.
– Привет! – Охранник сегодня был какой-то встрепанный.
– А что случилось? – спросила она.
– Сундукова умерла.
– Кто это?
– Да помните вы ее, блондинка коротко стриженная, пальто такое бежевое длинное… Лидия Сундукова, в бухгалтерии работала…
– Пальто? – В голове мелькнула эта самая Люся, как она за стеклом руками машет, и действительно что-то бежевое на ней надето. Значит, ее звали Лида.
– А что с ней случилось, почему полиция?..
– А, там какая-то странная история, вроде у нее сердечный приступ случился, а «Скорая» в аварию попала. Да по телевизору в новостях показывали!
– Не помню… – Она отвернулась от охранника и пошла к себе в кабинет.
Там посидела немного за столом просто так, глядя на то место за стеклом, где появлялась эта самая Сундукова. Надо же, а с виду такая здоровая была… Неожиданно всплыла мысль, что вот она очень хотела, чтобы эта Лида от нее отстала и не лезла в подруги. Вот теперь точно не станет лезть.
Да, нужно быть очень осторожной в своих желаниях.
Нора включила свой рабочий компьютер, и пока он запускался, как всегда, неторопливо достала из сумки конверт, который нашла вчера в почтовом ящике. И утаила от мужа утром. Вместо отправителя на конверте стоял штамп «3-я городская больница».
Адрес на конверте был ее, фамилия – тоже ее, но вот инициалы почему-то совпадали не полностью – на конверте было написано Э. В., притом что она – Нора Владимировна…
Видимо, кто-то перепутал первую букву…
Но позвольте, этот кто-то перепутал не только первую букву! Какое вообще отношение к ней может иметь Третья городская больница? Она никогда в ней не лежала, вообще никогда не была! С какой стати оттуда ей пишут?
Хватит гадать. Надо просто посмотреть на содержимое конверта, и все разъяснится…
Однако что-то ее останавливало, какое-то странное чувство
