руки не даётся. Может, вам назначен? — прошептал слуга на одном дыхании.
А сам в пол смотрел. Боялся гнева своего господина, и правильно делал!
Бокша отпихнул сидевшую рядом служанку. Все равно наскучила! Ни одна девка не могла утолить его желания, уже которую седмицу маялся по одной дряни светлокосой! Но та в Сварг-град улизнула…
— Пойдем! — рявкнул на слугу так, что мальчишка съёжился.
А из-за ворота рубахи проступила повязка. Нынче в тереме кмета много исполосованных спин!
Но ни наказания, ни девичий писк о милости не могли унять жажду, терзавшую изнутри. А уж когда он развернул кусочек тряпицы, что был привязан к лапе ястреба…
— Тварь меченная! — заорал так, что даже стражники головы втянули.
От нее ведь весточка, от гадины Забавы! Не врут, значит, слухи. Сумела меченная зацепиться за княжий хрен!
От злости перехватило дыхание.
Думать не мог, что этот выродок взял то, что ему — Бокше — полагалось по праву! Сколько примерялся к девке, загонял ее, точно мышь. А остался ни с чем.
Ястреб громко заклекотал, будто насмехаясь над его неудачей.
Первым порывом было кинуть весточку в огонь, а птице свернуть шею, но Бокша даже пальцем не двинул.
Нет, нельзя!
Пусть ярость сжирает душу, но идти напрямую против князя опасно. Тут нужно по-другому… Терпение-то у него всегда было. Оно и помогло место отца занять, а перед этим старших братьев в могилу свести.
И гадине Забавушке придется дорого заплатить за своеволие!
А потом и за ее сестер примется! Эх, жаль, что старуха-знахарка пока трется рядом! Даже грозить посмела, мол, случись что — лично в Сварг-град пойдет жаловаться князю.
Жаба болотная!
Бокша спорить был готов, она знает про ястреба. Недаром каждый день знахарка ползла на холм и долго вглядываясь в затянутое тучами небо. По всему поселению слухи пустила, дескать, у князя новая любимица, а потому трогать сироток опасно.
Потому народ осторожничал. Да и девки лишний раз на глаза не попадались. Спрятались за юбкой знахарки.
У-у-у, свернуть бы ее морщинистую шею!
— Отдать все, что ястреб принес, куда надобно, — проскрипел сквозь зубы и, сунув письмо в руки мальчишке, ушел.
Хватит уже просиживать штаны в Белозерке! Нужно ехать в Сварг-град. Бокша спорить был готов — есть те, кому новая наложница поперек горла. Вот через них действовать и будет.
А что до сироток… Пусть пока побегают на свободе. Недолго.
* * *
— Да-да, езжай, ненасытное брюхо… Торопись. А то тебе не достанется…
Травница еще раз провела над огнем скрученной из тряпок куколкой, а затем спрятала ее в поясной мешочек.
Тихонько рассмеялась: ай и ладно все складывается!
Кмет, как цепной пес, слюной истекает, князь рылом водит — интересуется, а наложницы козни плетут.
Все готовы подсобить старушке в ее нелегком деле! Только бы не напортачить… Впереди самое трудное!
Взгляд упал на печку, за которой спали девочки. Ночной отвал делал их грезы спокойными, а дыхание глубоким.
В сердце шевельнулась жалость. Вот где чистые души! Но если Забавушка противиться своей судьбе станет — и их придется использовать!
Знахарка тяжело вздохнула.
Надо помнить, что это ради благой цели. Измаялась Лада, устала. Еле теплится в богине жизнь. А сердце ее дрянного мужа только черствее становится! Мужичье проклятое!
Ничего, судьба справедливость любит… И всем в полной мере воздаст.
Старуха притушила лучину и поковыляла к лавке. Завтра будет новый день, новые хлопоты. Нужно, чтобы детки совсем ей доверились. И сделать это будет несложно.
Глава 12
— Эй, красавица, просыпайся. День на дворе.
Насмешливый голос Ирьи звучал будто сквозь толщу воды. И все же отчетливо.
Забава тихонько застонала и попыталась глубже залезть в одеяла, но надзирательница со смехом сдернула их прочь.
— Вставай, вставай! Ишь, королевишна нашлась… Уже солнце над теремом сияет, а она все подушки щекой мнет.
— Над теремом?! Ой…
Ну и голос у нее! Весь изломанный, хриплый… Немудрено! После такой-то ночи…
Ирья понимающе хмыкнула.
— Да, над теремом. Я бы раньше разбудила, но князь не велел. А кроме этого прислал тебе сундучок махонький…
Голос женщины задрожал от предвкушения.
От нахлынувшей горечи стало муторно. Как у мужчин все просто. И… гадко. Не возьмет ничего!
— И хватит сопеть! — прикрикнула Ирья. — А ежели не по нраву, то сама заберу.
— Забери, госпожа.
— Ох, блаженная!
Перина рядом смялась. Но уж чего Забава не ждала, так это теплой руки, огладившей по голове. Как будто мать ее жалела!
Забава позорно шмыгнула носом. А Ирья приласкала еще раз.
— Знаешь ли ты, глупая, что сделала? — обычно резкий голос теперь был полон мягкости. — С самого утра князь в добром расположении духа. Все дела переделал, с Советом потолковать успел, и теперь эти жирные коты довольными ходят, будто сметаны объелись…
Забава с сомнением поглядела на женщину.
Ну и пусть ходят, ей-то какая печаль? А надзирательница вновь покачала головой.
— …Ой, дурочка ты дурочка. Они ведь понимают, кто этому причина, и не будут замышлять против тебя худое. Но, — подняла палец вверх, — только пока ты интересна князю. Так что уж постарайся быть в милости дольше. А потом к своим сестрам вернёшься барыней.
То есть однажды князь от нее избавится?
Под сердцем нехорошо кольнуло, и Забава отвела взгляд.
Что это с ней?
Конечно, Властимир рано или поздно потеряет интерес. Она знала это! Да и быть не могло по-другому. Но если раньше эта мысль ободряла, то сейчас стала неприятна.
Наверное, это из-за обиды. Точно! Кому понравится чувствовать себя игрушкой, пусть и занятной?
В уголках глаз предательски защищало.
Забава сердито нахмурилась, недовольная собственными мыслями, а перед носом вдруг очутился тот самый сундучок.
— Ну открывай же, — нетерпеливо потребовала Ирья. — Там, наверное, столько всего!
Глаза женщины блестели предвкушением.
А Забаве вдруг стало ее жаль. Бедная-бедная Ирья! Неужели в ее жизни было все так плохо, что блеск в карих глазах может вызвать лишь золото да драгоценные каменья? Однако свои чувства Забава высказывать не стала — просто откинула крышку.
— Ох мне… — разохалась надзирательница. — Не показывай это никому!
И тут же выхватила очелье, подымая его выше.
Забава и сама ахнула, стоило лучам солнца упасть на драгоценные камни. Такого богатства она в жизни не видела!
Заморская работа, не иначе! Будто морозное кружево, обнимавшее крупные капли родниковой воды.
— Каков лёдоцвет (прим. автора — топаз), а? — продолжала восторгаться Ирья. — Что слеза прозрачный, чистенький! Погоди… а это что рядом? Ох, жемчужные бусы! Так я ведь тебе давала…
И женщина осеклась, глянув
