развернулась к окну, приложила к уху телефон и хриплым, словно бы прокуренным голосом заговорила:
– Да ничего подобного! Можешь даже не говорить, все равно так оно и будет. Я бы даже сказала, ничего не изменится, если ты ему скажешь. Просто когда говоришь, то сотрясаешь воздух, а больше ничего не сотрясаешь. То есть я хочу сказать, что бесполезно это. Никакого смысла.
Ское спустился и встал рядом с козой. Она испуганно покосилась на него своей маской и продолжила:
– Тут знаешь же как – говори не говори, все равно нормально поговорить не удастся. То ли говор не тот, то ли выговор получишь, то ли разговор не заладится. Я бы не стала, в общем. Мой тебе совет: брось идею поговорить с ним начистоту. Ничего чистого ты в ответ не услышишь.
Она вновь покосилась на Ское, который внимательно разглядывал ее пластиковые рога, и произнесла в трубку:
– Извини, меня тут вызывают по другой линии. Я перезвоню.
– Здравствуйте, – сказал Ское, когда она сунула телефон в карман.
– Да, – сказала коза, мотнула головой и затараторила: – То есть я хотела сказать то же, что и вы, но не получилось. В общем, здравствуйте, конечно.
– Простите, что прервал ваш разговор.
– Ничего страшного, это был даже не разговор, а так, ерунда какая-то. То есть я хочу сказать, что я, конечно, говорила с подругой, но это неважно. Она не слушает меня. Я и сама себя не слушаю. Что я говорю? Ерунду какую-то, да?
– Я видел вас в клубе масок в прошлое воскресенье. Почему сегодня не пришли?
– Дела, дела, – наигранно вздохнула коза. – Я хотела прийти, но потом вдруг не пришла. Со мной бывает. Я сочиняю стихи, – неожиданно добавила она.
– Да, я помню. Что-то про карие глаза, которые кажутся синими. Или наоборот.
– Любые глаза кажутся синими, когда человек влюблен. Тот, чьи глаза, я имею в виду. Носитель глаз, понимаете? Он влюблен.
– Да, я понимаю. Носитель глаз влюблен, – улыбнулся Ское.
– А карими глаза становятся, когда смотрят на осень. Цвет опавшей листвы отражается в них.
– Правда?
– Чистая. Я сама смотрела на листву не раз – и поглядите! Мои глаза карие.
Ское поглядел. В отверстиях маски поблескивали светло-карие глаза.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Называйте меня козой. Или нет, лучше Алиной. Или Региной.
– Определитесь, – улыбнулся Ское.
– Пусть будет Василиса. Или слишком вычурно?
– Вы подумайте, я подожду.
– А зачем вам меня называть?
– У вас всегда такой голос?
– Какой?
– Хриплый.
– Простудилась.
– Ясно.
– Клара.
– Это окончательное решение?
– Подождите. Нет. Почему так трудно выбрать имя?
– Потому что вы привыкли к своему настоящему, нет?
– Думаете?
– Изредка.
– Перейдем на «ты»? Как тебя зовут? Может, я образую от твоего имени женский вариант и так и назовусь? Бывают же всякие Евгении, Александры, Станиславы и другие.
– Меня зовут Ское.
– Ладно, пусть будет Маша.
– Очень приятно, Маша. Вы всегда в маске?
– Забыла снять, когда уходила из клуба, а теперь неудобно вернуть.
– Поэтому не пришли сегодня на собрание?
– Кажется, мы опять сползли на «вы», а ведь уже переходили на «ты».
– Да, это моя вина. Не привык фамильярничать с козами.
– Ты здесь живешь?
– В подъезде? Нет. Обычно я живу в квартире этажом выше.
– Заварка у тебя есть?
– С собой?
– Можно на кухне.
– На кухне есть.
– Заварим?
– Еще у меня есть вафли. Поговаривают, что вкусные.
– Люблю вафли.
Они поднялись к Ское. Он отпер дверь и пригласил козу войти.
– Я не буду снимать маску, если ты не против.
– Я только за, – ответил Ское.
– Почему? – удивилась девушка.
– Не хочу видеть твоего лица.
– Это обидно.
– Поставлю чайник и объясню, – улыбнулся Ское и так и сделал: поставил чайник и объяснил.
Рассказал козе, что учится на режиссера. Что хочет снять фильм о том, как встретились парень с унылым лицом и девушка в маске. Он – средней руки преподаватель института, недавно потерявший работу и смысл жизни. Она – влюбленная в него студентка. Он никогда не хотел преподавать, и получалось у него это плохо. Она пишет стихи на стене рядом с его дверью. У него дома только голые стены и проектор, вечерами он смотрит видео из глубокого детства и не совсем уверен, что это детство – его. Она всегда ходит в маске, чтобы он не узнал в ней свою студентку, ведь тогда она не сможет с ним говорить. Он и не пытается снять с нее маску, ведь ему все равно, кто под ней.
– Почему же ты не хочешь видеть мое лицо? Тоже вечерами пересматриваешь детские видео?
– Этого парня буду играть я. А девушку в маске – ты. И хочу впервые увидеть твое лицо, когда будем снимать финальную сцену – ту, в которой герой все-таки убирает с лица девушки маску.
– И камера поймает твои настоящие эмоции, так?
– Так.
– Но разве я согласна сниматься в твоем фильме?
– Да, ты согласна.
– Тогда ладно. Когда начнем?
– Мы уже начали.
– Разве?
Чайник засвистел, и Ское выключил газ. Поставил на стол две чашки и налил в них сначала кипятка, затем заварки.
– Чай – удачное начало работы над фильмом.
55
Вадим зашел в свою комнату и увидел отца сидящим за письменным столом с фотоаппаратом в руках – с его, Вадима, фотоаппаратом.
– Красивые фотографии.
– Что?! А я разрешал тебе трогать фотоаппарат?
– Брось, Вадим, прекращай воевать со мной. Я тебе не враг. И мама не враг.
– Отдай, – Вадим забрал у отца из рук свой фотоаппарат и сунул его в одежный шкаф.
– Эти фотографии – для проекта Ское? Он снова будет снимать фильм?
– Не твое дело!
– Вадим…
– Я сказал: не твое дело.
– Ну хватит. Это переходит всякие границы. Или ты разговариваешь со мной по-человечески, а не как избалованный младенец, или…
– Или что?
– Я над тобой трястись как наседка не намерен.
– Ты не сказал – или что?
– Поедешь в Америку учиться очно.
– Я не хочу в Америку!
– А это меня не волнует. Ты совсем разболтался, ничего не делаешь – не работаешь, не учишься, даже заочные задания не выполняешь. Дурака валяешь да скандалишь со всеми. Имей в виду: продолжишь в том же духе – уедешь учиться как миленький.
– Папа, мне девятнадцать! Я сам могу решать свою судьбу!
– Но не решаешь.
– Ты сказал мне подумать!
– И ты думаешь? Незаметно. Только психуешь по любому поводу. А когда нет повода – ищешь его. Как сейчас, с фотоаппаратом. Не хочешь учиться, не хочешь работать – по знакомству могу устроить тебя в армию. Быстро повзрослеешь тогда.
– Я хочу…
– Чего?
– Фотографировать, – Вадим вновь вытащил фотоаппарат из шкафа. – И ты прав, мы со Ское будем снимать фильм. Про козу, которая преследует депрессивного парня! Запретишь мне? Скажешь, несерьезное занятие?! – с вызовом выпалил он. Ноздри его раздулись, а глаза смотрели исподлобья.
– Почему запрещу? Снимайте, – к удивлению Вадима, Алексей Викторович только пожал плечами. – Дело оно и есть дело. Может, в процессе решишь что-то в своей жизни, наконец.
Он направился к двери, но задержался на пороге. Не глядя на Вадима, как будто ему неловко было говорить, он произнес:
– Фотографии хорошие. В них есть настроение. От каждой веет
