своим умением к последнему, он слыл одним из хитрейших гномов на Хребте.
Когда пришло время, караван стал постепенно замедляться на подступах к каменной стене. Далеко наверху с отвесных выступов свисали сосульки величиной с морской корабль, и, казалось, они поют звонкими голосами каждый раз, когда налетает горный ветер.
Гном Таргон с трудом выбрался из саней, он двигался уже лучше, но неуклюже, требовалось время и упражнения. Два монаха сгрузили по мешку с других саней, внутри были дары, ничего особенного: просто доспехи и оружие из арсенала пограничной крепости, немного пуль и пороха. Отсталые дикие кланы ценили такое намного выше денег.
Туарэй, сопровождавший своих людей по небу, опустился и развеял огненные крылья. Он выступил из облака пара, опираясь на копьё, оглядел изгиб долины, провёл огненно-янтарным взглядом по зазубренному абрису гор, двинулся рядом с проводником.
— Я не смею тут распоряжаться, — сказал тот, — ну… выше меры, которую вы определили, господин, однако… э… возможно, ваше присутствие необязательно. Это дикие ребята, они хватаются за оружие раньше, чем в головах зарождаются хоть какие-то мысли.
— Заботишь о моей безопасности, Таргон? — процедил бог сквозь зубы.
— Скорее боюсь, господин, за их безопасность. Мы договоримся и проедем на плато без крови, если… если они не оскорбят вас… э… действием, так сказать. С испугу.
Бог ничего не ответил, но продолжил идти рядом. Таргон сник, постарался не отставать, но скоро стал беспокойно крутить головой.
— Уже должен был бы из-под снега часовой показаться. Они так делают, — если не стреляют сразу, то показывается переговорщик, а другие следят из укрытий.
— Здесь нет никого живого, — сказал Туарэй, выдыхая молочный пар, — ни одного огонька жизни, нигде. Только мы.
Его взгляд проник сквозь толщу породы, туда, где были тоннели, пещеры, отнорки.
— Там их тоже нет.
— Возможно ли… Нет! Они жили здесь с начала времён и будут жить до конца времён, они не могли…
— Конец времён уже близок, — сказал бог, пристально выглядывая жизнь в темноте тоннелей, — и ни на что не следует полагаться. Отведите гнома обратно.
Монахи Звездопада бросили мешки и бегом потащили проводника. Туарэй же потянулся своим разумом к разуму Самшит по тонкой, но нерушимой огненной нити, которая связывала бога с его верховной жрицей.
«Ждите здесь».
«Повинуемся, мой бог».
Он не стал искать вход, — удар Доргонмаура сотряс каменную стену и проплавив глубокий тоннель. Когда копьё вернулось в ладонь, бог пошёл по ещё текущей породе в темноту.
Тот же миг он ощутил изменения в Астрале, словно войдя в облако выворачивающей нутро, нестерпимо отвратительной трупной вони. Перед внутренним взором предстало бескрайнее болото, заваленное несметным количеством трупов, которые разлагались тысячи лет, но так и не смогли обрести покой. Бесконечно крепнущий бульон из трупного яда и забродившего гноя, сама не-жизнь с удушливо-сладким запахом. В памяти Туарэя возник образ из далёкой молодости, из тех времён, когда он, ещё в иной жизни, ещё смертным магом осмелился вступить в Дикую землю. Подземные руины, переплетение ужаса, уродства и древней мощи.
«Я надеялся больше никогда не ощутить эту психическую вонь».
Бог двигался, прозревая сквозь темноту, по грубо вытесанным тоннелям, неровным, грязным и тесным. Тишина, не считая его собственных шагов, была оглушительной, и Туарэй стал слышать отголоски чужих криков. Прошло немного времени, прежде чем он разделил царства материи и энергии, чтобы понять — крики звучали в Астрале.
Не желая тратить время, он шёл напрямки, прорубая стены между тоннелями, пока не проник в большую пещеру, чей свод поддерживали сталактоны, а стены усеивали оспинки небольших каменных карманов-пещерок; эхо в том месте звучало особенно громко, а вонь была почти материальной. Бог оказался на стоянке первобытного племени, среди потухших кострищ, брошенных инструментов и сломанного оружия, он шёл, выискивая следы жизни, хотя понимал, что никого живого в пещере уже давно не было. Всюду на грязном полу виднелись борозды оплавленной породы, обрывки шкур и тканей, костяное крошево, а ещё слюдянистые пятна, похожие на высохший след гигантского слизня.
Зловонье достигло пика, густой трупный смрад висел в пещере, Туарэй не только чуял его, но видел в Астрале как облако клубящегося пара, кристально-прозрачного, но, вместе с тем и жирного. Туарэй прислушался, протянул руку, словно пытаясь нащупать тех, кто обязан был обитать в пещере: гениев места, тотемов-покровителей, хотя бы духов камня, но не почувствовал их в зловонном тумане.
— Я приказываю: ПРОЯВИТЕСЬ!!!
Охвостье Доргонмаура ударило в пол и раскололо его, горы вздрогнули, а эхо рёва унеслось по тоннелям в неведомые дали, заставив даже Астрал заволноваться. На краткие мгновения после этого мир полностью затих и тогда в зловонной тьме раздалось лишь едва уловимое хныканье. Туарэй медленно зашагал в направлении звука, мимо сталактонов, в самый дальний угол, волнистое лезвие копья разгорелось, освещая забившееся туда существо, нечто со спутанными косматыми волосами, прятавшее лицо в коленях. Оно пыталось стать невидимым, но красное свечение проявляло его всё лучше.
— Посмотри на меня.
Приказ бога нельзя было не услышать, существо умолкло, подняло голову и явило свой облик. Возможно, раньше эта сущность была похожа на что-то внятное, домашнего духа, чьего-то обожествлённого предка-покровителя, однако, теперь оно являлось безобразным клубком боли, обрывков памяти и миазмов смерти.
«То, что мы видим — аналог внешнего пищеварения в астральном плане, его отравили и переваривают».
«УБЕЙ ЭТО!»
— Покажи мне.
Бронзовая рука Туарэя коснулась сущности и мир расцвёл пронзительными криками, картинами страшного пира, след которого сохранился в Астрале. Когда видение истаяло, он нанёс быстрый удар и рассеял сущность. Затем бог двинулся по следу высохшей слизи через один из тоннелей, и шёл, пока не обнаружил в полу большое круглое отверстие, блестящее как слюда. Гладкая каменная кишка уводила куда-то на неведомую глубину под острым углом, и источала смрад.
«Отсюда оно явилось».
Туарэй указал остриём, — поток ревущего пламени устремился к корням гор, и проход оказался запечатан; место, где он был, мягко алело во мраке.
///
Не прошло и часа, когда бог вернулся под открытое небо.
— Распрячь сани, я выберу достойных, чтобы нести их наверх.
Последователи ретиво бросились исполнять божественную волю, животных отвели в сторону и держали теперь, а Туарэй вглядывался в души своих смертных. Сделав выбор, он приказывал то одному мужчине, то другому, отделиться от прочих, а затем велел обнажиться. Он рисовал копьём по воздуху тонкие огненные линии, расписывал их знаками, и бормотал, пока, наконец, не наполнил заклинание силой и не отпустил. Избранные закричали, их тела стали меняться, с треском разрастаясь; увеличивались мускулы, росли кости, бугры плоти перекатывались под «ошпаренной» кожей; через боль, они превращались в красных гигантов, от которых валил молочный пар, а в глазницах мерцали угли.
— Пускай каждый возьмёт сани и ступает по горящей борозде, которую я оставил. Она выведет наверх.
Красные гиганты повиновались, их новая сила опьяняла, и никто ещё не подозревал, как долго придётся расплачиваться неподготовленным телам. Туарэй потянулся к мыслям Самшит, передал по ментальной нити череду образов и знаний. Она часто заморгала, коснулась виска, взглянула на господина и кивнула.
— Прежде чем отправиться внутрь, — громко заговорила Верховная мать, — найдите чем закрыть лица! Смочите ткани, используйте благовонья, если они у вас есть, дышите ртами!
Туарэй благосклонно кивнул, а через некоторое время, когда последними в пещеру вошли невысоклики, он неспешно замкнул караван.
