физиологичные процессы с помощью посторонних людей. Никогда не думал, что буду вынужден справлять нужду в судно. Я каждую ночь изводил себя, стараясь пошевелить пальцами ног, но чертовы ноги так и не хотели двигаться.
Яна
– Только на это и надеюсь.День клонился к концу и солнечные лучи, затухая, озаряли небо в розово-красный, я стояла на балконе с чашкой горячего кофе и старалась восстановить душевное равновесие, что с каждым днем получалось все хуже. Тяжело было дышать, тяжело было не сдаваться, когда сам Глеб опустил руки. Мой поток мыслей внезапно нарушил телефонный звонок. Потянувшись за телефоном, приняла вызов. – Привет мелкая! – произнес мягко Матвей. – Как настроение? – Привет! Меланхоличное, – ответила, делая глоток кофе. – Не вешай нос, все наладится.
– Как обычно, хмурый, молчаливый, неразговорчивый- Как Глеб?
– Надеюсь на это.– Мне не хотелось поднимать эту тему, но Ян, а если все останется без изменений? – Хоть ты не начинай, я тебя очень прошу, – произнесла почти сквозь зубы, оттого что внутри моментальный взрыв и желание вцепится ему в глотку. – Будь реалисткой. Просто связывать свою жизнь… – Матвей! – резко обрубила, не дав договорить, – если ты мне позвонил только для того, дабы сказать что бы я оставила Глеба, то будь добр, забудь мой номер. – Ты рубишь сплеча, – спокойно, но твердо произнес Матвей. – Знаешь, я вместо поддержки от близких людей в последний месяц слышу только подобный бред из серии «а что если» и меня это подзадолбало, извини, еще и от тебя его слушать я не намерена. – Я понял.
На этом наш разговор был окончен, попрощавшись, сбросила вызов и отложив телефон, в два глотка допила свой остывший кофе, подавляя внутреннее желание скатится в истерику.
Глава 19
Утром я, как обычно, перед работой, отправилась в больницу к Чернову и была очень удивлена, когда он повернул ко мне голову и первый произнес приветствие. Вроде бы обыденная фраза для обычных людей, но в случае с Глебом это был уже прогресс.
– Как себя чувствуешь сегодня? – произнесла, скрывая удивление.
– Все также плюс не могу спать, совсем.
– Почему? Может попросить врача, чтобы выписал снотворное?
– Всю ночь стараюсь хоть чуть-чуть почувствовать свои конечности, пальцем там пошевелить, например, и все без толку. И такая злость берет, что заснуть не получается совсем.
– Я отдала деньги, что мы откладывали на свадьбу твоей маме, чтобы она оплатила клинику для реабилитации, так что на днях тебя должны туда перевезти, возможно, там восстановление пойдет быстрей. Не отчаивайся.– Глеб, – произнесла, опускаясь на край кровати и положив свою ладонь на его руку, в успокаивающем жесте, – врач сказал, что восстановление может происходить довольно медленно и первые подвижки могут произойти только через два-три месяца. – Чернов замолчал и нервно повел головой, снова нахмурившись.
– Я буду рядом, что бы ни случилось.Он повернул голову и посмотрел прямо в мои глаза, одновременно переплетая наши пальцы и сжимая мою ладонь. – Спасибо, – всего одно слово, а у меня табун приятных мурашек прошелся по всему телу. – И за то, что ты до сих пор здесь со мной тоже спасибо.
Наклонилась к нему, целуя его губы, такие родные, привычные и по поцелуям, которых я так сильно соскучилась.
После перевода в платную клинику дела у Чернова пошли лучше, да он до сих пор злился, особенно если у него не получалось самостоятельно что-то выполнить, но он старался, к вечеру, конечно, уставал и выматывался, настроение скатывалось в минус, но он все равно старался и это безумно мне нравилось. Я, наконец, в постоянной тьме безумного количества дней, увидела свет и с каждым прогрессом Чернова этот свет становился ярче.
– Привет! – произнесла, проходя в палату Глеба. – Как сегодня твое настроение?
– Средне. Привет. Я думал, ты сегодня не придешь?
– И почему же? – произнесла, опуская свою сумку на тумбочку у входа.
– Сегодня свадьба Соколова. Все поздравляют молодых, – Глеб совершенно серьезным и пристальным взглядом смотрел в мои глаза, а мои губы в этот момент растягивались в улыбке, я понимала, что он сейчас отслеживал мои эмоции и мою реакцию, и это было доказательством того, что он до сих пор был ко мне неравнодушен, оттого и улыбка.
– Счастья им, – произнесла, совершено ничего не испытывая в этот момент, кроме какого-то совершенного спокойствия в душе схожего с равнодушием относительно Соколова и его свадьбы, о которой я даже не вспомнила.
В среду позвонили родители, мама мягко поинтересовалась моими делами и настроением, и пригласила на ужин. Я пообещала прийти. После их бесконечных попыток меня «образумить» когда Глеб лежал парализованный, общались мы мало, мне не хотелось вновь выслушивать их «соображения» и советы, поскольку у меня был свой собственный взгляд и мнение, а еще чувства, от которых я не могла отмахнуться, я права не имела на это, ибо любила, и этим все было сказано. Поэтому я избегала близкого общения. Но родители и семья это святое, я была так воспитана, я ценила и любила их, сколько бы конфликтов и непониманий у меня с ними не было. Поэтому в четверг я как примерная дочь появилась на пороге родительской квартиры. Разговоры заводили нейтральные, дабы избежать конфликтов, лишь мама, когда мы остались с ней вдвоем на кухне, поинтересовалась как себя чувствует Глеб.
– Уже лучше, спасибо, – произнесла, составляя грязные тарелки в раковину.
– Матвей сказал, что его в платную клинику перевели.
– Да, – в этот момент мне хотелось рассказать маме об успехах Глеба, о том, что почти полностью вернулась чувствительность и он каждый день пытается подняться и что врач прогнозирует совсем скоро первые шаги. Но я лишь произнесла короткое «Да» и прикусила язык. Семья – это, конечно, святое и нерушимое, но когда мне нужна была их поддержка, вместо нее они вдруг все решили, что вправе раздавать советы как мне лучше построить свою жизнь. Тот кто не разделяет с тобой горе, не имеет права разделить с тобой радость.
– Папа закончил с ремонтом крыши на даче? – я осознанно перевела тему разговора, выбрав максимально интересную маме.
– О, ты бы только видела, что он там устроил! – воскликнула она, и эмоционально во всех красках начала мне рассказывать обо всех злоключениях, что
