пялилась. Я протянула ему телефон.
Он встал и убрал телефон в карман.
— Увидимся вечером.
— Сегодня вечером?
— Да. Сегодня вечером. — Он задвинул стул обратно под стол. — Это не считается нашим свиданием в библиотеке.
Свидание, как он это назвал.
Заткнись, глупый стук сердца.
ГЛАВА 15
Нас никогда не обманывают, мы обманываемся сами.
Иоганн Вольфганг фон Гёте
РЕНАТА ВИТАЛИ
Настоящее
О людях можно сказать две вещи: все мы умрем и все мы большие, жирные, чертовы лжецы. К четырем годам, девять из десяти человек понимают, что такое ложь. К тому времени, когда мы становимся взрослыми, шесть из десяти человек не могут и десяти минут прожить без лжи. А эти шестьдесят процентов? Они лгут в среднем три раза за десятиминутный разговор.
Я знаю, о чем вы думаете.
Я не вру.
… По крайней мере, не так часто.
Так же думали и лжецы из исследования Университета Массачусетса. Дело в том, что врут все. Очень многие.
Даже я.
Особенно я.
Я лгу себе каждый день.
Каждый раз, когда я близка к правде, я отступаю назад в обман, где безопасно. Где мое сердце в безопасности от того, что может его спасти. Но когда я увидела нерешительность на лице Дамиана, тот намек на уязвимость, который ему удавалось показать только рядом со мной, правда пробилась на великолепную секунду, и я ухватилась за нее.
Признаюсь: было время, когда я любила Дамиана Де Лука. Увидев его снова, я поняла, как мало я успела исцелиться.
Возможно, это объясняло, почему я все еще хотела спасти его. Почему я хотела облегчить его боль и заставить его чувствовать себя лучше. Узнав, что у него есть сестра, это ранило его, и я хотела забрать эту боль и уничтожить ее. Это должно было стать для меня сигналом к бегству.
Вместо этого я выпрямила спину и сбавила тон.
— Давай же. — Я прижала обе ладони к его груди и толкнула, ослабляя напряжение между нами.
Он сделал шаг назад, отражение луны блеснуло в его глазах.
— Что?
Хороший вопрос.
Кирпичная стена переулка уперлась мне в спину, но я не осмелилась сделать шаг вперед, прижимаясь к его телу.
— Понятия не имею.
В его глазах светился интерес, но он смотрел на меня. Его глаза проанализировали язык моего тела, прежде чем он решил провести рукой по лицу.
— Мне пора возвращаться в отель. Уже поздно. У тебя есть машина, чтобы отвезти тебя туда, где ты остановилась?
— Беспокоишься обо мне?
Его глаза пробежались по моему телу, и у меня заколотился пульс, пока он изучал меня. Как только я подумала, что он ответит, он сделал еще один шаг назад и начал уходить. Мне было неприятно смотреть, как он уходит, но я не могла ничего сказать по этому поводу, потому что когда-то давно я поступила точно так же.
Я открыла рот.
Не делай этого, Рен.
Тебя не нужно подвозить.
Тебе не нужна Дама.
Он справится один.
Ты справишься одна.
— Подожди.
Черт возьми, что я только что сделала? Я уставилась на его спину, когда он приостановил свое отступление. Он остановился в одно мгновение, словно ждал, что я сделаю первый шаг, но это была глупая мысль. Я обидела его. Как он мог хотеть меня после этого?
Он повернулся ко мне лицом.
— Ну?
Прекрати это немедленно, Рен.
Я сделала шаг к нему.
— Ты меня подвезешь?
Зачем ты это сделала?
Он не ответил. Напряженная тишина заполнила пространство между нами, как вода тонущий корабль.
— Хорошо.
Я шла за ним, пока он вел меня обратно в L'Oscurità, отправив сообщение своему телохранителю, чтобы он отправился ко мне раньше меня. Водитель Дамиана остановился перед баром, вышел из машины и открыл перед нами дверь.
Я проскользнула внутрь первой.
— 476 5-я авеню.
Это было пять минут езды, плюс-минус. Если бы я смогла продержаться столько, не сломавшись, это было бы чудом.
Дамиан вошел следом за мной, и его бедро прижалось к моему.
— Что это за отель?
Я не ответила и уставилась в окно, недоумевая, что, черт возьми, я делаю. Взгляд Дамиана уже успел улетучиться, но я знала, что сегодняшняя ночь потрясла его. Если у него есть тайная сестра в ФБР, как он может быть не потрясен? Но помогать ему было не в моих силах. Мы были никем друг для друга.
Он передал адрес водителю, и я почувствовала, как он повернулся ко мне лицом, когда электронный звукоизоляционный барьер между пассажирским салоном и водителем поднялся.
— Слухи о моей сестре… Слухи об Ариане не должны выйти наружу.
Мне было так приятно снова слышать его голос. Я чувствовала его на своей коже и в воздухе. Он был повсюду. В моем прошлом. В моей голове. И, что еще хуже, под моей кожей. Я уперлась в него, смущаясь своей слабости.
— Очевидно. — Слова вырвались из меня. Инстинкт самосохранения воздвиг вокруг меня стены сарказма. Я подготовилась к тому, что снова увижу Дамиана. Очевидно, недостаточно хорошо.
— Я имел в виду мафиозное сообщество.
— Это тоже очевидно.
— Ты будешь докладывать Витали?
У меня не было выбора. Обо всем, что происходило, пока я представляла имя Витали, нужно было сообщать. Но не было никаких правил, диктующих, кому я должна отчитываться. Я могла отчитываться перед мамой. Она заведовала архивом Витали, потому что папа видел в ней лишь трофейную жену и секретаря. Он не стал допытываться ни у нее, ни у меня о том, что происходило на похоронных процессиях, потому что, хотя ему, вероятно, следовало бы быть здесь, представляя имя Витали, он не мог ступить в Нью-Йорк.
Мой отец боялся позора, который мог бы возникнуть, если бы Маман решила покинуть его. Так что у них было негласное соглашение. Маман получала Нью-Йорк и прилегающие штаты, а папа — Италию и все остальное. Но поскольку у Маман были тайные отношения с Винсом, я не доверяла ей в том, что она не будет слишком эмоциональной на его похоронах и не вызовет подозрений. Именно поэтому я согласилась выйти из тени и представлять интересы Витали.
Отношения Маман с Винсом были также рычагом давления на нее, чтобы сохранить в тайне положение Арианы в ФБР, но я не думала, что она проболтается, если я попрошу ее не делать этого. Мы всегда старались присматривать друг за другом.
Я повернулась лицом к Дамиану и посмотрела на его напряженную, замкнутую фигуру.
— Я должна кому-то доложить. Если этого не сделать,
