с ними – лучший способ ими питаться. Я правильно понимаю?
Блайт молча отвел глаза.
Играя, дети смеются, злятся, обижаются и дерутся. Те, что постарше, влюбляются, страдают и переживают самый огромный спектр эмоций.
Магия – ключ, который открывает тебе двери. Легко жить, когда природа создала тебя замочной скважиной.
– Ну ты и ублюдок, – с тихим смешком выдала Джемма и перевела взгляд за окно.
Деревья неслись вдоль дороги размытой серо-черной лентой.
Через долгую, тяжелую паузу, заполненную только шорохом дороги под колесами, Блайт проговорил:
– Всем нам нужно как-то выживать, миз Роген.
Джемма ничего не ответила.
В этот раз ее втащило в сон резко, почти насильно: Джемма почувствовала сопротивление, как будто ее потащили за руку в глубь озера, в то время как вода так и норовила вытолкать ее на поверхность.
Легкая тряска машины сменилась знакомой комнатой, стоило ей только на секунду закрыть глаза.
Она стояла над чемоданом. Колесики упирались в белое покрывало. По стеклу стучал дождь.
– Все было не так, – сказала она себе, комкая в руках майку, смотря на его пустое днище. – Все было по-другому.
В тот день вообще не было дождя. Это была жаркая калифорнийская осень. На улице все выжгло, как напалмом, а небо было таким белым, что резало глаза. В тот день она собрала вещи, выкатила чемодан, до того как успел приехать Филу, вызвала такси и уехала. Как и всегда. Она всегда уезжала. Всегда.
Тук, тук, тук.
– Нет, нет! Нет! – Она откинула майку, разворачиваясь. – Да какого черта!
В комнате было пусто. Только мебель: аскетичная кровать в углу, тумба светлого дерева с тремя ящиками, раздвижной шкаф с круглыми металлическими ручками. Таблица физических формул на стене – еще старая, школьная, подаренная крестной. Какие-то книги выглядывали из-под кровати: дурацкая привычка читать и писать в постели, а после засовывать книжки под кровать…
У Джеммы никогда не было крестной.
Джемма никогда не читала в кровати.
Она сделала шаг назад, чтобы не потеряться в этих воспоминаниях, и зашлась кашлем в рукав: запах горелого стоял ужасный. Откуда-то из-под ног шел дым, и Джемма резко развернулась: за ее спиной была дверь в коридор, из-под которой тот тонкой струйкой проникал в комнату. Она схватилась за ручку, но дверь не поддалась: заперто.
Что она здесь делает? Что она здесь должна сделать?
Джемму не покидало ощущение, что… ничего. Что она оказалась здесь случайно, попала сюда, потому что что-то пошло не так: не было привычного голоса в голове, не было шепота, подсказывающего ей, куда идти и что делать. Она была тут, в этой чужой комнате, постепенно наполняющейся дымом, совсем одна.
Теодор Купер никогда не запирался, но дверь все так же не двигалась с места.
– Купер! – по наитию позвала Джемма сквозь кашель.
И тут с обратной стороны двери ей ответили:
– Тедди!
Джемма замолчала, прислушиваясь. Дым из-под двери начал валить клубами: теперь он не медленно просачивался, а стремился в комнату. Пришлось зажать нос и рот рукавом.
– Тедди! Тедди, где ты?!
«Не слушай его», – вспомнила Джемма, отдергивая пальцы от дверной ручки. Точно. Это тоже уже было. Купер не хотел, чтобы она слушала этот голос, ищущий его.
– Тедди! Тедди, ответь! Ты в порядке?! Тедди!
Голос звучал все ближе и ближе к двери. Дым продолжал валить в комнату. Джемма попятилась, пока не наступила на что-то – раздался сухой звук ломающегося пластика. Она задержала дыхание и, подавшись в сторону, посмотрела вниз.
Это была рыжая пластиковая таблетница. Под подошвой она раскрошилась, и теперь белые таблетки высыпались на ковер. На этикетке все еще можно было разобрать начало имени: Х. Рог…
И в этот момент все изменилось.
Это была та же комната, те же голубые стены – только теперь по внутренней стене, как по железу ржавчина, ползли темные пятна. Духота и жар ударили в лицо горячей волной. «Огонь», – поняла Джемма, вглядываясь слезящимися глазами в стены. Пламя пожирало комнату с другой стороны двери. Надо выходить через окно! Джемма развернулась, чтобы выбраться, но так и не сделала к окну ни шага.
На кровати лежал Купер.
Это Джемма поняла сразу. Он был намного младше, чем на фотографиях, – совсем ребенок, лет девяти. Скорчившись на кровати, слепо смотрел на огонь, ползущий по стенам. Тощие, длинные руки обхватили тело, будто этот маленький Купер стремился вжаться сам в себя и исчезнуть.
– Тедди!!! Тедди, я иду!
Джемма вздрогнула и почти упала, а не опустилась на колени перед кроватью.
– Купер, – зашептала она, – эй, Купер… Пожалуйста!
Глаза у Купера широко распахнулись, но он ее не видел. Он ничего не видел – это был взгляд человека, который смотрит в пустоту по ту сторону.
– Белтейн никогда не наступит, – чужим голосом, взрослым и глубоким, произнес он. – Холмы никогда не закроются.
– Что? Купер?
Дым добрался до них. Он стелился по полу, и Джемме пришлось приподнять голову Купера, боясь, что тот задохнется.
«Мы сгорим, – внезапно осознала она, – мы просто сгорим в его комнате».
Она обняла лицо Купера ладонями, пытаясь привлечь к себе внимание, – может, он очнется, может, скажет, что ей делать, потому что сама Джемма не знала и не понима…
Купер дернул головой, вырываясь из ее рук. Джемма проводила его все такой же неживой, стеклянный взгляд своим.
На другой стороне комнаты чернела темным пятном арка галереи. Легкие тюлевые занавески слабо колыхались от несуществующего сквозняка.
Джемма подхватила Купера-ребенка на руки и в два прыжка достигла арки.
А потом ее начало трясти.
– Эх, – вздохнул Кэл, делая радио потише. – Эти дороги явно соскучились по ремонту.
Норман посмотрел на него с укором:
– Может, сбросишь тогда скорость?
– Я не хочу разбиться черт знает где только потому, что здоровяк хреново водит машину, – пробормотал с заднего сиденья Доу.
Ни Кэл, ни Норман даже не обернулись: если воспринимать реплики Доу как белый шум, их легче игнорировать. Печка работала вовсю, так что Норман стянул пальто и, положив его на колени, пытался вникнуть в какие-то бумажки. Блайт молчал. Джемма за время поездки успела отрубиться на заднем сиденье и теперь тихо сопела. Но, судя по глухому «бум», с которым ее лоб встретился со стеклом, эта тряска разбудила и ее.
– Всё в порядке? – обернулся Норман на слабый стон.
Кэл нашел ее лицо в зеркале заднего вида и заметил, как Джемма обвела их сонным, расфокусированным взглядом:
– Я не… – невнятно пробормотала она и снова отрубилась, заваливая голову влево.
В руках было пусто. Джемма оступилась: вес ребенка пропал, и она прижимала к груди лишь воздух.
«Нет, – подумала Джемма, – нет!»
– Не туда! – Купер налетел на нее – другой, взрослый, высокий, раздавшийся в плечах и с обескровленным лицом. Он схватил ее за руку с такой силой, что Джемма поморщилась. – Не туда, Роген!
Она не понимала.
Голубая комната, объятая огнем, выветрилась из памяти, оставляя после себя только детское лицо с застывшими глазами. Взрослый Купер – с настоящим, живым, почему-то испуганным взглядом – был очень близко, практически прижимаясь нос к носу. Он вскрикнул:
– Не туда!
Отчаяние, просьба, ощущение чего-то неправильного, чего-то упущенного обрушилось на Джемму не меньше, чем волна жара от огня. Она оглянулась: они были в той богатой комнате наверху башни, но дым проник уже и сюда: полз по полу и стенам, облизывал камни.
Они все еще были в огне.
Не туда, не туда – билась в голове настойчивая мысль.
Джемма зажмурилась, пытаясь сосредоточиться, а когда открыла глаза, то увидела золотой круг – подвеску на шее Купера. С трудом оторвав от нее взгляд, Джемма снова обернулась на комнату. Та утопала в дыму, но очертания все еще были видны: портьеры с птицами, вписанными в цветочный орнамент, балдахины, изысканная мебель, будто из другого столетия…
– Я не понимаю, – сказала она. – Чего ты от меня хочешь?
– Посмотри, – взмолился Купер, – посмотри. Где мы? Роген, – он стиснул ее запястье, –
