фразы про ревизора, но он к нам уже едет, — начал Львович и продолжил: — Ситуация выходит из-под контроля, явление, с которым мы столкнулись, находится вне нашего разумения, и исходя из всей полноты ответственности за вверенный мне коллектив, я принял решение обратиться в компетентные органы.
Я себя ощутил как на просмотре программы Время. Никогда в жизни не слышал от Львовича такой казёнщины. Прямо как профессиональный спичрайтер МИДа или АП. Но это было ещё не всё, и Львович жёг, а вернее, сушил, дальше:
— Мы слагаем с себя полномочия по определению судьбы этого экспоната, соответствующая компетентная комиссия для этого уже сформирована. Она начнёт прибывать завтра, а сегодня будет «сам». Кто, не говорят, но есть чёткие указания.
Мы прониклись.
Где-то через час, к лагерю прилетел вертолёт со спецами. Спецы всё осмотрели, всюду зашли, кое-что обмерили и убедительно попросили оставаться на своих местах в домиках. Потом приехал «Урал» с другими спецами «попроще» и они оцепили лагерь.
Потом прилетели ещё три вертолёта и из второго вышли «они». Поскольку в вагончиках вида из окна никакого, а открывать его категорически не рекомендовал стоящий рядом джентльмен в чёрном, то кто точно прилетел, было сложно разобрать. Из наших делегацию встречал только Львович, и по его манере держаться оказалось, что, когда надо, он не только Львович, но и Сенбернарович. Командир служил на все сто. И во фрунт стоял, и всё показывал, и чуть было к нам не зашли. Пронесло. Но Кужугетовича я там-таки приметил.
Когда они уехали на объект, сняли оцепление и народу разрешили выходить, начались народные гуляния. Все радостно делились эмоциями, впечатлениями и информацией, кто кого видел. Как оказалось, «сам» был занят и Кужугетович прилетел один. Что называется, по старой памяти. Но всё равно всё очень серьёзно, и все чувствуют себя очень ответственно и собранно. Кошмар.
Баха даже в качестве демонстрации собранности и ответственности предложил что-то там изобразить, но его предложение не встретило понимания. Вообще, по невыясненным пока обстоятельствам, его авторитет в коллективе начал стремительно падать. Уж даже не знаю, в чём причина…
Где-то через часа два поступила команда, и спецы снялись с лагеря и исчезли в порядке, обратном появлению.
Поскольку подошло время обеда, Баху послали (в обоих смыслах) в колхоз за чем-то, а сами начали готовить еду. К обеду к нам вернулся Львович, но уже с Генералом. Я никогда не видел генералов живьём, всё больше по телевизору или на картинках. А тут настоящий, в мундире, со звёздами. Львович по приезду тут же скомандовал нам собраться в бытовке. Мы даже тапочки и ботинки все протёрли, генерал ведь, и, стесняясь, ввалились в бытовку на очередную планёрку.
— Присаживайтесь, — строго сказал Генерал и продолжил изучение каких-то бумаг в папке на столе. Через пару минут полнейшей тишины, нарушаемой лишь шуршанием документов, Генерал строго спросил: «Кто работал с объектом?»
Все медленно подняли руки. Ближе всего к Генералу был Миша, он первый начал поднимать, очевидно, все решили, что так и надо.
— Понятно, — продолжил Генерал изучать документы.
— Вот ты, — генерал указал на Мишу, — что знаешь об объекте?
Миша сухо по-военному доложил о габаритно-весовых параметрах «объекта».
— Понятно, — всё также лаконично заключил Генерал.
Об объекте по очереди начали докладывать все присутствующие. Когда очередь дошла до меня, всё значимое уже было сказано, и я просто выдал что-то вроде «ничего к вышесказанному добавить не могу».
— Понятно, — традиционно поставил вердикт Генерал.
— Так вот, — продолжил дальше он, — всё, что вы доложили и всё о чём не доложили, вам следует немедленно и навсегда забыть!
С этими словами Генерал широкой ладонью хлопнул по столу. У питьевого бачка на пол упала кружка. Никто не шелохнулся. Все осознавали серьёзность момента: Миша поджал губы, Львович исправно стоял во фрунт, я по-военному поднял подбородок и таращил на Генерала глаза. Всё как учили.
— Понятно? — уже по-новому повторил Генерал своё любимое слово.
— Так точно! — хором и без ненужной тренировки вырвалось у всех присутствующих.
— Вот и хорошо, — смягчился Светоч Армии, и, глядя на Львовича, добавил: — А вы — ответственный, соберёте и передадите мне документы.
Львович был вылитый фельдъегерь 1812 года. Только не хватало бакенбардов и избитого пулями кивера.
— Слушаюсь, — выпалил он и тихонько добавил «ваш высокородь». Наверное, показалось.
Это всё выглядело настолько нереальным, идиотским и происходящим во сне, что я тихонько ущипнул себя за бедро. Нет, это было на самом деле. Мы вывалились из вагончика и начали заполнять подписки о неразглашении.
Вообще, это такая штука, что может быть очень серьёзным документом. В том плане, что её нарушение зело чревато. Поэтому, к требуемому тексту я тихонько добавил в предпоследней строке фразу «за исключением художественно обработанной поэзии или прозы». После чего «закрыл» расписку последним предложением и поставил число и подпись. Мой план был прост. Чем формальнее документ, тем меньше его читают. Отдав сложенный пополам лист, я с замиранием не только сердца, но и прилегающих органов, принялся ожидать бури на свою голову. Но бури не последовало и расписка «прокатила».
Через некоторое время Генерал торжественно покинул бытовку и, уже садясь в чёрный «Спринтер», подозвал Львовича к себе. Львович пулей подскочил. Генерал ему что-то сказал, и Львович отчаянно замахал мне руками, показывая, что меня очень хотят видеть.
«Ну всё, — думаю, — привет. Сейчас будет полный exit; а может быть даже куда-нибудь и enter».
Генерал смерил меня подбежавшего и запыхавшегося своим генеральским взглядом и грозно спросил: — Писатель-юморист?
— Никак нет! — бодро ответил я, — математик-прикладник, но с чувством юмора!
Как, где и откуда у человека просыпается вот этот чёртик, который его дёргает за язык и заставляет говорить такие глупости, не могу знать! О, я уже по-военному начинаю изъясняться. В общем, «математик-прикладник» было правильным ответом, «с чувством юмора» — неправильным. Это я понял сразу, как оно вырвалось. «Ну, — думаю, — наговорил я на Сибирь уже не западную, где мы были, а восточную».
Генерал посмотрел так, посмотрел на меня, усмехнулся, тронул водителя за плечо, сказал тому «Поехали» и ВСЁ! Никакой Сибири, никаких этапов, просто усмехнулся и уехал! То есть, он прочитал мою расписку, всё увидел и не стал казнить, помиловал. Генерал!
Не успели мы привыкнуть к его отсутствию, как снова услышали вдалеке знакомый «буммм…» ящичка. Сундук отключился, а мы ещё не обедали. Странно, как человек ко всему быстро привыкает. Мы уже считали ящик непременным атрибутом лагеря, хотя ему в лагере «от роду» всего неделя. Хотя, самому сундуку может и тысяча лет, да
