Кэтлин вприпрыжку возвращается на кухню:
– Заткнута надежно, как фаянсовая раковина!
– Кэтлин, – вздыхает мама.
– Не заставляй меня стыдиться своего тела. Я лунокровное чудо и не намерена молчать в угоду таким, как ты.
– Точно, мам. Тебе следует с бо́льшим уважением относиться к ее критическим дням.
Покончив с обедом, мы идем наверх, чтобы покопаться в сундуках с вещами. В Баллифране один-единственный магазин одежды, и то, что там продают, люди маминого возраста обычно надевают на свадьбу. Кружевные пелерины, платья с жестким силуэтом и кучей деталей, утягивающее белье.
Я вкратце пересказываю Кэтлин наш с мамой разговор.
– Не понимаю, чего она всполошилась. Неужели боится, что ее чудесный новый муж сочтет меня сумасшедшей?
Кэтлин накидывает на плечи голубую шелковую шаль:
– Из-под моей кровати мама соль тоже убрала. Хотя ее не касается, что моя сестра делает в моей спальне посреди ночи, когда я крепко сплю.
– Теперь я чувствую себя совсем чокнутой, спасибо, – тоскливо отвечаю я.
– Забей на них, Мэд, – советует Кэтлин. – Нам тут торчать еще два года. Как раз хватит времени, чтобы заделать Лону ребенка и свалить в колледж, оставив его рыдать над пинтой пива.
Я откидываю крышку сундука, в котором обнаруживается куча старых мечей. Кэтлин достает парочку и протирает от пыли. Ворчит, что они совсем тупые.
– И что бы ты делала, окажись они острыми? – подкалываю я сестру.
– Сеяла бы хаос… Ух ты! Черепа!
Кэтлин в самом деле нашла сундук, полный черепов. В основном овечьих, но я вижу также парочку птичьих, собачьих, олений… и человеческий. Я осторожно до него дотрагиваюсь. Это женский череп. Сразу вспоминаю Нору Джинн. И Хелен Гроарк. Все мы в конце концов превратимся в старые забытые кости. Это лишь вопрос времени.
– Поверить не могу, что здесь хранится человеческий череп, – говорю я Кэтлин.
– Я тоже! – восклицает она. – Это потрясающе! Как думаешь, будет перебор, если мы его покрасим?
– Думаю, да. Когда-то он принадлежал человеку. Точнее, девочке, судя по форме и размеру.
Бриджит Ора, Нора Джинн, Хелен Гроарк. Чей это череп? Чью голову так и не нашли? Кэтлин трогает меня за локоть.
– Нужно рассказать об этом Брайану, – говорю я сестре. – Держать дома человеческие кости ненормально.
– Ты права, – кивает она. – Обожаю это место. Настоящий замок с привидениями.
– Ты их уже видела? – спрашиваю я.
– Порой, когда я молюсь перед сном… Ой, не надо закатывать глаза, девочка с солью!
– Уела. Продолжай.
– Так вот, порой я слышу какой-то шум. Брайан говорит, это трубы в стенах, но на трубы совсем не похоже. Скорее похоже на… чье-то прерывистое дыхание, а иногда на звук шагов.
– А я почему ничего не слышу?
– Думаю, слышишь. Тебе ведь понадобилась соль. И потом, ты меня знаешь.
Знаю. У Кэтлин всегда было живое воображение – в детстве она постоянно рассказывала о людях, которых никто, кроме нее, не видел. Они населяли ее кошмары и просачивались в явь. Молитвы помогали. Быть может, в этом кроются и корни моего странного собирательства. Так я пытаюсь защитить сестру.
Интересно…
– А ты вернула на место соль, которую забрала мама? – взволнованно спрашиваю я.
– Нет. Но, если ты снова положишь ее под кровать, я и слова не скажу. Мэдлин, звуки меня не пугают. Нам… не их следует бояться.
– А чего же?
Лицо Кэтлин делается крайне серьезным:
– Того, что Брайан заберет у нас все эти прекрасные черепа, если ты расскажешь ему про человеческий. Ох уж эти проблемы дворца убийств.
– Боже, Кэтлин, ты что, хотела украсить ими свою комнату?
– Нет, это Брайан у нас любитель подобных украшений. Вспомни сушеную голову у него в кабинете. О! Может, это череп из той головы? Вдруг они шли в комплекте?
– Иногда я не знаю, что с тобой делать. Ты страшнее всяких призраков.
– Черепа! – снова восклицает Кэтлин. Голос ее полон искреннего восторга. Как мало нужно, чтобы сделать ее счастливой. – Они будут прекрасно смотреться на моем алтаре. Интересно, а статуэтки Девы Марии у него есть?
Собственные статуэтки Кэтлин пошли на повышение – теперь у нее в комнате образовался настоящий алтарь, который разрастался с каждым днем. Она хранила на нем картины, иконы и католические открытки, чудотворные медальоны и «руки Фатимы». А теперь Кэтлин явно собралась дополнить это великолепие черепами. И главное, мама нисколько не возражает против алтаря. В ее глазах это деталь обстановки, а не симптом болезни. Потому что выглядит круто. Как и все, к чему Кэтлин приложила руку.
Интересно, что Маму сказала бы о талисманах Кэтлин? Хотела бы я посмотреть на выражение ее лица при виде алтаря. В последнее время Кэтлин серьезно увлеклась иконографией. Ей всегда нравились картинки. Красивые женщины в бело-синих одеяниях со звездами вокруг головы и змеями у ног. У нее целая коробка из-под обуви набита религиозными открытками. Только одна из них была адресована нашему папе. Остальные – маминым друзьям, а то и вовсе каким-то незнакомцам. Я видела, как однажды Кэтлин стащила открытку из дома подруги.
– Она все равно ей не нужна, – с озорной улыбкой сказала она. – Эта тетя Мэйб ей даже не нравилась.
Моральные принципы Кэтлин напоминают оптические иллюзии: иногда приходится повертеть головой, чтобы их заметить. Я помогаю ей перетащить черепа, потому я хорошая сестра.
– Если подумать, мы сейчас практически избавляемся от тела. Теперь мы повязаны, – говорю я.
– Точно. Теперь мы друзья по черепушкам. Костяные близняшки. – Сестра тащит в своих крохотных руках черепов семь, если не больше.
– Звучит, как название порно.
– И то правда. – Кэтлин задумывается и произносит с придыханием: – А вы… Вы всё делаете вместе?
Нас постоянно об этом спрашивают. Я изображаю звуки бас-гитары, а потом притворяюсь, что меня сейчас вырвет.
Когда на Кэтлин находит злобный смех, с этим ничего нельзя поделать – можно только присоединиться. Вот и сейчас мы хохочем, пока не начинают болеть ребра. Я так смеюсь только рядом с Кэтлин.
Я люблю свою сестру. Вместе с черепами, костями и прочим. Но есть вещи, с которыми мне сложно смириться. Например, с тем, что она видела очередной эротический сон. Про Лона. На этот раз Кэтлин устраивалась к нему на работу, но ее должностные обязанности оказались несколько шире, чем она думала. И тут мне пришлось ее остановить, потому что ХВАТИТ.
Вот правда, ХВАТИТ.
– Но я должна была…
– ХВАТИТ.
